Читать онлайн книгу "Последний рыцарь империи"

Последний рыцарь империи
Сергей Ильич Ильичев


Офицерский роман. Честь имею
Книга писателя Сергея Ильичёва включает в себя мотивы воспоминаний генерала-лейтенанта МВД Павла Анатольевича Судоплатова – одного из первых в знаменитой когорте чекистов молодой республики Советов. Эпизоды биографии этого безусловно талантливого организатора тайной войны НКВД-МГБ дополнены любопытными и малоизвестными фактами секретной деятельности его агентов на территории Украины и Прибалтики, Англии и Германии, Канады, Аргентины и Америки как в годы Великой Отечественной войны, так и в последующее десятилетие, когда велась борьба за атомный паритет между СССР и США. По причине отсутствия реальных участников тех событий и грифа особой секретности, автор смело домысливает возможный характер операций Судоплатова, не утверждая, что все именно так и было, но и не исключая возможности, что так быть могло.





Сергей Ильич Ильичёв

Последний рыцарь империи

Кинороман



Сразу же оговорюсь, что это не документальное повествование, а лишь авторское художественное переложение отдельных фрагментов личных воспоминаний несгибаемого чекиста, который по решению вождей оказался связанным необходимостью организации операций по ликвидации «врагов партии и советского правительства» как в самой стране, так и за ее рубежами. В этом романе вы познакомитесь с рядом общеизвестных фактов жизни и деятельности генерала Судоплатова, зато оставшиеся будут щедро обогащены вольным домысливанием вашего покорного слуги, попытавшегося придать всему повествованию некий литературно-художественный абрис и сценарную форму изложения.

Так же и с судьбами разведчиков, которые в годы Великой Отечественной войны принимали участие в боевых операциях партизан, подготовленных Судоплатовым. Чтобы у сведущего читателя не возникало несогласицы, признаюсь сразу, что наряду с существующими героями войны я создавал и собирательные образы. Или же поручал своим вымышленным героям задания сразу нескольких реальных агентов внешней разведки НКВД и ГРУ в их деятельности по оказанию помощи советским ученым в создании атомной бомбы. Хотелось показать реальную роль внешней разведки и одновременно обогатить сюжет предположениями, ранее не озвученными, но возможными, что и помогло не только создать саму атомную бомбу, но и положить начало последующему атомному паритету США и Советского Союза.

Двадцать три чекиста из подготовленных им для работы в тылу врага или за рубежами нашей родины были удостоены звания Героев Советского Союза.

Как опытный оперативник, он хорошо понимал, какой вред стране и службе внешней разведки наносила клановая борьба за власть в высших эшелонах коммунистической партии и последующая некомпетентность ряда назначенцев в деле управления органами внешней разведки, что часто оборачивалось невосполнимыми людскими потерями и человеческими трагедиями.

Для меня лично важно было создать образ не «терминатора» Сталина, о чем сегодня в основном и пишут, а портрет последнего рыцаря советской империи – настоящего чекиста – ранимого и совестливого, несгибаемого, отважного и мудрого, пусть в чем-то и ошибающегося, но искренне верующего и любящего человека. Такого, каким я открыл для себя Павла Анатольевича Судоплатова.

Сергей Ильичёв,

прозаик и публицист, член Союза писателей России




Пролог



24 сентября 1996 года

Сегодня утром узнал, что умер мой сосед по даче.

Я знал, что последние двадцать лет он жил практически один. Его дом напоминал мне знакомые по американским фильмам невысокие кряжистые строения с огромными стеклянными стенами, одной стороной выходившими на восток, чтобы встречать солнце на подъеме, а второй – на запад, чтобы провожать его уходящие лучи. Дед рассказывал, что этот дом сосед строил своими руками.

Сам старик никогда не выходил за ворота своего участка и никуда не уезжал. Более того, никто из моих родных никогда не вступал с ним в разговор. Это негласное табу с раннего детства распространялось и на меня, а потому, когда я уже немного подрос, то несколько лет тайно за ним наблюдал. Для этой цели на чердаке нашего дома у меня была оборудована точка обзора его участка с помощью маминого театрального бинокля. Правда, по мере моего взросления интерес к нему пропал сам по себе. Сосед мне, как будущему журналисту, был уже не интересен, потому как явная тяга к незнакомому затворнику с годами, очевидно, притупилась. Он стал обыденным и привычным для моего взгляда, как старая яблоня в саду, которая уже не плодоносит, но и срубить ее рука не поднимается. Или как дореволюционные часы-ходики, что висят на стенке в бабушкиной комнате. Они уже давно не ходят, но их все равно никто не снимает со стены потому, что они являются семейной реликвией.

Его дача для большинства советских трудящихся, горделиво довольствующихся своими участками в шесть соток, была настоящим заповедником. На его территории разместилась небольшая дубовая роща, приземистые гостевые домики, и даже был вырыт большой пруд, на дне которого били холодные ключевые источники.

На этот пруд я тайком ходил ловить сначала карасей, а когда подрос, то и карпов. Не думаю, что мой сосед этого не замечал. В любом случае он не мог не услышать моего победного вопля, когда я вываживал очередную пойманную мной увесистую рыбину. И даже когда мне уже было за двадцать, я все так же, как в детстве, приезжая на дачу, перелезал на его участок, чтобы пару часов посидеть на пруду с удочкой в руках.

Раз в год, на празднование Дня Победы, к нему приезжали такие же древние старики, как и он сам. Выправка у всех была отменной. Среди них были два генерала, полковники и подполковники. На груди почти у всех звезды Героев Советского Союза и отменные иконостасы из орденов и медалей.

Какое-то время назад я, только что поступивший на журфак московского универа, решился краешком уха послушать, о чем, собственно же, они говорят.

Поверите ли, но они все время молчали. Пили виски со льдом и сидели, погруженные в свои воспоминания. Конечно же можно было предположить, что одного брошенного взгляда или произнесенного слова было достаточно для построения каждым очередной сюжетной конструкции из воспоминаний, которые они затем мысленно же и тщательно пережевывали.

В такие минуты они мне напоминали прудовых зеркальных карпов-гигантов, обросших защитной медной панцирной чешуей со следами шрамов от зубов коварных щук и с мясистыми губами, увешанными оборванными ими рыболовными блеснами, как боевыми трофеями.

Причем каждый год этих бравых стариков становилось все меньше.

Накануне его смерти ко мне нагрянули друзья по институту, и мы, должен признаться, хорошо посидели.

Моя знакомая Елена впервые была у мена на даче и вскоре оказалась на втором этаже, где с любопытством разглядывая спальню, в которой сохранилось многое из моего детства. Она же первая обратила внимание на большой сад за моим участком, а более на усыпанные белыми цветами яблоневые деревья.

– А кто это там, в саду? – поинтересовалась она.

– Сосед… – ответил я в тот момент, когда в спальню ввалился еще и мой друг Евгений Розов.

Его сразу же заинтересовал мой новый и мощный бинокль, что стоял на подоконнике. Он взял его в руки, стал разглядывать соседний участок.

– Ничего себе сосед, – начал Женька. – И стол накрыт, и виски. Он кто?

– Это тайна за семью печатями. Сколько я себя помню, мои родичи с ним не общались. Сначала говорили, что он враг народа, потом вроде бы реабилитировали…

– Кого же он ждет? – произнесла Елена.

– Скорее всего, ему уже некого ждать… – как бы подвел черту Евгений.

В это время друзья позвали нас к столу, и мы спустились вниз.

Рано утром я попытался разбудить Евгения, который хотел пойти со мной на рыбалку. Он что-то пробурчал и перевернулся на другой бок.

Когда я перебрался по подставленной лестнице через забор, чтобы пойти на соседский пруд, то увидел, что старик сосед все так же сидит в своем плетеном кресле-качалке…

Не доходя нескольких метров, я его окликнул, а когда он не отозвался, то понял, что старик, скорее всего, не спит, а умер.

Рыбалка, естественно, отменялась. Единственное, что я себе позволил, прежде чем позвонить по номеру «03», так это поднять выпавший из его рук небольшой, но увесистый блокнот, предназначенный для записей. Кожаный переплет блокнота, пролежав всю ночь на земле, немного отсырел. Я уже собрался было положить его на стол, чтобы позвонить в скорую помощь, как услышал звук подъехавшего к воротам автомобиля.

«Рановато сегодня обслуга пожаловала», – подумал я, а потому более машинально, чем осознанно мгновенно засунул сей блокнот себе за пазуху, а затем, добежав до забора, начал быстро карабкаться по лестнице.

Как только я оказался у себя на участке и занес в гараж лестницу, то поднялся на второй этаж, где из окна своего кабинета увидел на участке соседа трех молодых людей. Они были в черных и строгих костюмах и, словно муравьи, внимательно и дотошно исследовали все пространство вокруг старика соседа, а затем и сам дом, что было хорошо видно через стекла его дома-аквариума.

Вскоре один из них подошел к калитке нашего участка и, пройдя к дому, позвонил в мою дверь. Почему он позвонил именно в нашу дверь? Просто его участок с западной стороны соприкасался лишь с нашим, а все остальные стороны его заповедника были обрамлены березняком. Мы, таким образом, были его единственными соседями.

Я спустился вниз и, взяв в руки удочку, словно собрался на рыбалку, открыл ему дверь.

Незнакомец цепким профессиональным взглядом мгновенно окинул наш двор, увидел открытые дверцы машин моих гостей, шезлонг, в котором кто-то из них спал, и оставленные на столе и под столом бутылки в большом количестве, что явно свидетельствовало о том, что в этом доме хорошо вчера погуляли.

– Извините за столь ранний визит, – начал он. – Не могли бы ответить на вопрос: когда вы в последний раз видели своего соседа?

– Вчера вечером из окна своей комнаты, он сидел в саду, – ответил я и спросил: – А что? Что-то случилось?

– Он умер…

– Печально, – ответил я, изобразив на лице скорбную мину. – И хотя мы даже не знали, кто он и как его зовут, он был хорошим соседом…

– То есть… – поинтересовался молодой человек.

– В том плане, что хлопот с ним не было, – уточнил я. – Жил, как отшельник… Теперь неизвестно, кто приедет сюда, а мы привыкли к тишине.

– Спасибо и удачной вам рыбалки, – сказал незнакомец в черном и внимательно, даже с неким прищуром, посмотрел мне прямо в глаза, а я увидел, как чуть вздрогнули уголки его губ, но не придал тогда этому значения.

– Какая уж теперь рыбалка, я же на его пруду рыбу ловил.

И он ушел…

Когда гости разъехались, я вновь поднялся в свою спальню и раскрыл свою, мягко говоря, уворованную находку. Прости, Господи!

Это действительно был дневник. И то, что я сумел прочитать, показалось мне важным и интересным. Более того, теперь я знал, кем имено был мой сосед по даче. Через несколько лет, вернувшись в Москву после работы по распределению, я, приехав на дачу, увидел, что в доме соседа живут уже другие люди. Отдавать дневник оказалось некому, именно поэтому я и решился придать этим дневниковым записям литературный абрис, в результате чего получилась эта книга.




Часть первая

Сотрудник ЧК



1994 год. Академия ФСБ

Лекция о разведывательных операциях и терактах, проведенных лично или под руководством начальника внешней разведки НКГБ генерала Судоплатова, подходила к концу. Учащиеся старшего курса услышали сегодня от преподавателя и про демонического генерала, продавшего душу дьяволу, и о «сталинском палаче», и еще невесть чего, что, честно говоря, мешало толковому разбору гениальных операций, совершенных этим «террористом № 1» и при этом столь незаметной фигуре, что за глаза его даже часто называли «человеком-невидимкой».

Когда раздался звонок, оповещающий об окончании занятий, Кирилл Карпицкий, который выбрал темой своего диплома анализ работы отдела Внешней разведки НКВД-НКГБ СССР в период с 1920 по 1950 год, подошел к преподавателю, который курировал его работу.

– Курсант Карпицкий, что-то новое сегодня в моей лекции для своего диплома удалось почерпнуть?

– Так точно, товарищ майор, – начал ответ Кирилл. – А не могли бы вы мне дать конспект своей лекции? Я бы взял оттуда несколько примеров.

– Держи! – И, довольный собою, офицер передал курсанту свою папку, лежавшую на краю стола. – Ко мне есть еще вопросы?

– Да, товарищ майор! Я краем уха слышал, что есть книга воспоминаний генерала Судоплатова…

– А из Академии ФСБ с последнего курса прямо сейчас вылететь не хочешь? Эту книгу твой генерал издал за границей, где в ней себя чуть ли не гением разведки изобразил, сука продажная…

– Жаль…

– Кого тебе жаль, Карпицкий?

– Понимаете, товарищ майор. В официальных отчетах практически ничего не говорится о том, как зарождаются замыслы будущих операций, о характерных особенностях внутренней работе мозга чекиста. Конечно, если бы Судоплатов был жив, об этом можно было бы узнать намного больше…

– Мои учебники нужно было читать, курсант. Там все уже давно написано. Так что на твоем Судоплатове свет клином не сошелся, да и жив еще, к сожалению, этот оборотень в генеральских погонах.

– Он жив? – более с недоумением переспросил курсант.

– Уж лучше бы его вместе с Берией в 1953 году пристрелили. Снова все чего-то копает, выискивает, роется чуть ли не каждый день в нашем архиве… Так ты когда мне первый вариант диплома покажешь?

– С учетом вашей лекции мне нужно будет кое-что переработать. Думаю, что к концу месяца принесу.

– Не тяни, а про книгу воспоминаний Судоплатова забудь. И не дай бог, чтобы об этом твоем интересе кто-то узнал.

Еще через полчаса майор Треплев набрал хорошо знакомый ему номер телефона и сообщил, что курсант выпускного курса Карпицкий проявляет интерес к книге «Специальные задания» бывшего генерала Судоплатова, изданной в США…

Последующие несколько дней курсант Кирилл Карпицкий, сидя в архив КГБ, делал вид, что внимательно перелистывает ненужные ему папки в ожидании увидеть грозного генерала, называемого «терминатором Сталина». И как только открывалась входная дверь, он провожал глазами каждого мужчину пенсионного возраста, входящего в архив.

Все эти же дни буквально за соседним столом, так же заставленным папками, сидел пенсионного вида добродушный старикан в вязаной безрукавке и что-то аккуратно выписывал в школьную тетрадь.

Когда курсанту Карпицкому уже показалось, что эта встреча так и не состоится, он услышал обращенный к нему голос соседа.

– Я так понимаю, товарищ курсант, что вы не иначе как кого-то ждете?

– Ждал, да, видно, не судьба… – произнес курсант, собирая блокноты и ручки в свой заплечный рюкзачок.

– Не соблаговолите ли сказать, а кого именно вы здесь хотели найти? Если сержанта Марию Струнникову, то у нее медовый месяц, а младший сержант Дашенька Ростова уехала в командировку в Ленинград… Извините, в Санкт-Петербург.

– Ни Маша и ни Даша мне уже не помогут.

– Уточните, если это не секрет…

– Говорят, что я мог увидеть здесь генерала Судоплатова.

– А для чего вам-то, собственно, понадобился этот упырь? – уже более заинтересованно поинтересовался старик.

– Вот и вы туда же. Может быть, он и упырь, но как профессионал, возможно, что мы и мизинца его не стоим.

– Интересно! За всю свою жизнь первый раз о себе такое слышу…

– Так вы? – И курсант тут же вытянулся в струнку. – Товарищ генерал! Курсант Карпицкий. Разрешите обратиться?

Так они и познакомились: старик генерал и курсант Кирилл Карпицкий. Генерал оказался невысокого роста, но довольно коренастым, с чуть заметным искривлением позвоночника, что явилось результатом длительного тюремного заключения, из-за чего он пользовался при ходьбе палочкой.

Последующий сбивчивый рассказ волнующегося курсанта о теме своего диплома напомнил генералу его самого в этом же возрасте, и он понял, что может поведать этому пытливому юноше нечто такое, чему не учат в школе КГБ.


Дача Судоплатова

Когда Судоплатов и Кирилл вышли из машины, то курсант увидел небольшой, но кряжистый двухэтажный дом с большой террасой, утопающий в лесу, и двор, усыпанный желто-зеленой опавшей листвой. Вид дома явно озадачил молодого выпускника, уже познавшего то, как живут сильные мира сего, а тут…

– Вижу, что слегка обескуражены, – улыбаясь произнес Павел Анатольевич. – Согласен, не дворец. Кстати сказать, этот участок под дачу мы с женой получили сразу в конце войны, а вот строил этот дом уже сам.

– Типа мой дом – моя крепость… – предположил курсант.

– Именно так: My house is my castle… – это известное крылатое английское выражение. А применительно к дому, раз уж вы его употребили, обозначает, что это место, где действуют законы, не подчиняющиеся силам внешнего мира.

– Круто…

– А теперь, коллега, проходите в дом, раздевайтесь и ступайте мыть руки. Затем мы поужинаем, а уже потом попытаемся понять, чем я смогу вам помочь.



Ужин можно было назвать спартанским. На стол были поставлены большая глиняная плошка с холодной вареной курицей, овощи с зеленью, белый хлеб и бутылка виноградного вина.

Когда генерал понял, что юноша сыт, то, убирая со стола, начал говорить:

– Тема, которую вы, сударь, выбрали для своего диплома и связанную с анализом работы внешней разведки ОГПУ в 20?50-х годах, по большей степени связана с Украиной. Надо признаться, коллега, что в учениках по истории СССР трагическая ситуация, возникшая там в эти годы, практически не освещалась, так как основное внимание было обращено на положение самой России. Если кратко, то все обстояло следующим образом. В 1918 году, во время заключения Брестского мира, Центральная Рада Украинской Народной Республики (далее – УНР) неожиданно обратилась к зарубежным странам – участникам делегаций, собравшихся в Бресте с целью заключения мира с молодой республикой Советов, – с сообщением о создании своего независимого, свободного и суверенного государства. И одновременно объявила войну украинскому большевистскому правительству, а также части своего же собственного народа, который вместе с землей принял Декреты молодой республики Советов, признававшей Украину как свободное и равноправное государство в составе СССР.

– И чем эта война закончилась? – спросил курсант генерала.

– Она, к моему глубокому сожалению, идет и по сей день. Точнее, уже более 70 лет. Недавно мне показалось, что эта чудовищная тайная война наших разведок завершилась в январе 1992 года, после того как само украинское правительство в изгнании и весь остальной мир признали президента Кравчука законным главой суверенного государства Украина. Но, как я понимаю, все значительно сложнее, и кровь украинского народа еще может пролиться с обеих сторон снова.

– Получается, что вы, уже как чекист, принимали непосредственное участие в том, что тогда происходило на Украине. Если вас не затруднит, расскажите об этом подробнее.

– Для того чтобы вы поняли мотивы действий того или иного разведчика, очень важно хорошо знать время, в котором он жил и работал, а главное, как он сам пришел в разведку и что именно его к этому подвигло. Для начала скажу, что на момент начала Гражданской войны желанием управлять Украиной, кроме дикого числа полевых командиров и атаманов, изъявляли немцы и войска Антанты в лице корпуса французов и греков, польско-петлюровские отряды Петлюры и бандиты Махно, верховные главнокомандующие белыми армиями – Юденич и Врангель, отряды добровольческой армии генерала Деникина, зеленые и анархисты. Господи, кого же там только не было. Поочередно смещая друг друга и проливая кровь простого народа, они провозглашали себя истинными освободителями этого самого народа и исконными хозяевами земли с названием Украина.

– Несчастный народ…

– Согласен. Я оказался втянутым во все это лишь по причине того, что сам родился на Украине… И моя личная жизнь очень скоро оказалась составной частью всего того, что там тогда происходило. И если вас устраивает такой подход и такая постановка вопроса, то мы могли бы продолжить наш небольшой ликбез.

– Согласен, товарищ генерал.

– Тогда только один вопрос: ваши родители в курсе, где вы сейчас?

– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было три года.

– Извините…

– Я воспитывался в специнтернате, а сейчас живу в общежитии Академии ФСБ. Так что временем я не ограничен, равно как и необходимостью согласований своих поступков с кем-либо.

Судоплатов задумался, словно перебирал в памяти фрагменты того времени, и вскоре начал из разрозненных сюжетов выстраивать некую историю.

– Тогда начнем. Я родился в 1907 году. Моя мать была русской, а отец украинцем. До десяти лет я жил как у Христа за пазухой. Отец был очень трудолюбивым. И для того чтобы он мог обеспечивать семью всем необходимым, ему приходилось работать, как говорится, на износ. Он умер в год, когда произошла революция и к власти пришли большевики. И вскоре начался хаос, сопровождавшийся жесточайшим бандитским беспределом. В 1918 году мой старший брат Николай вступил в Красную армию. Мне тогда исполнилось тринадцать лет. Но уже через год, в марте 1919 года, круто изменилась и моя жизнь.



Судоплатов говорил, и курсант сам не заметил, как очень быстро мысленно погрузился в события того времени.


Воспоминания:


Март 1919 года. Мелитополь

На пустынных улицах города развешены плакаты с воззваниями о наборе добровольцев в Красную армию. Вот и сейчас на площади какой-то мастеровой вместе с красноармейцем на афишной тумбе, рядом с сообщением о введении комендантского часа, приклеивает плакат с изображением рабочего, которого своими лапищами душит белый генерал с золотыми погонами. На плакате надпись: «Товарищ, помоги братьям по классу!» Стоявшие рядом женщины жалостливо смотрели на изможденного трудягу.

Там же на площади была сооружена трибуна, а вокруг стояло десятка три людей самого разного возраста и социального положения. С трибуны к собравшимся обращался председатель комиссии, которому было поручено провести прием добровольцев. Фамилия председателя была Булыга, а величали его Игнатом.

– Всем вельможными панами захотелось быть! Пришли и грозят нам пальчиком, все учат, как нам жить, все чего-то требуют. Что молчите? Или вы уже забыли, что советская власть сделала вас свободными? Или уже не осталось пороха в наших пороховницах для оберега родной земли? Конечно, кто-то скажет, что можно в очередной раз сховаться да на печи пересидеть. Нынче отсидеться не выйдет, враг пришел с желанием нас подчинить и на колени поставить, а в случае отказа то и последний дух из нас выбить. И бить будет до последней капли нашей с вами крови, поверьте…

В это время кто-то из рабочих принес пачку свежих воззваний, часть передал Павлу, стоящему рядом с трибуной.

– Не стой без дела, хлопчик. Держи, нужно расклеить эти воззвания по городу…

И хлопчик со всех ног припустился выполнять свое первое ответственное поручение.

Утром следующего дня через эту же площадь шли отступающие части Красной армии. Бойцы были усталыми, многие в кровавых бинтах. На телегах везли раненых. Не останавливаясь, промчались всадники на взмыленных конях.

Вслед за отступающими, выдвинулся и рабоче-крестьянский добровольческий отряд Игната Булыги. Замыкал шествие Павел Судоплатов, изредка оглядываясь назад, боясь, что его увидит мать и вернет домой.

На выходе из города кто-то тоскливо затянул:

Слушай, рабочий,
Война началася.
Бросай свое дело,
В поход собирайся.

Последующие слова подхватили уже все бойцы:

Смело мы в бой пойдем
За власть Светов,
И как один умрем,
В борьбе за это…


Степь. Полдень

Павел продолжал идти в хвосте колонны, а в голове все еще навязчиво звучали слова этой странной песни. Он не понимал, зачем, пусть и с песней, но обреченно идти умирать, если мы изначально шли побеждать. Или же чей-то лукавый ум просто вел нас всех на заклание?

Ближе к полудню задрожала степь. Необученные красноармейцы, услышав за спиной конский топот, свист и гиканье, остановились и обернулись. Последнее, что они увидели, была настигшая их в степи казачья сотня. Павел сначала не понял, кто толкнул его в спину и как он скатился в вымоину, поросшую ивняком, что и уберегло его от мгновенной смерти.

Правда, вслед за ним и прямо ему под ноги скатилась и голова того самого красноармейца, которому он вчера помогал расклеивать воззвания. Подросток ужаснулся, а потом услышал голос.

– Кто в яме? Вылезай, а то счас гранату бросим.

– Не стреляйте, сдаемся… – прозвучало в ответ, и кто-то снова подтолкнул мальчика в спину, давая понять, что следует выползать.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Кирилл не иначе как уже представил себе весь трагизм той ситуации, а генерал продолжал вспоминать.

– Всего десяти минут хватило казакам, чтобы полностью и безжалостно вырубить весь наш добровольческий отряд. В живых остался лишь я и старый рабочий-железнодорожник Николаев, который и спас мне тогда жизнь. Не знаю, с какой именно целью нас оставили в живых, но ближе к вечеру мы уже сидели на каком-то хуторе в небольшом курятнике, а наши победители устроили в хате грандиозную попойку.


Воспоминания:


Хутор Карнауховский. Ночь

Слушая доносившийся до них пьяный смех и ругань, какое-то время охранники кряхтели и, не выдержав, бросили пост и поспешили в ближайшую хату, чтобы принять участие в праздновании своей победы.

Арестованные сидели уже в одном нижнем белье и без обувки, но со связанными за спиной руками.

– Кажись, ушла наша охрана? – произнес рабочий-железнодорожник Николаев. – Подумать только, еще вчера жили люди, и вдруг лежат убитыми в степи. У многих семьи, дети малые остались. А за что, спрашивается, убиваем друг друга? Такое впечатление было, что человек уже нипочем стал. Ну да ладно, выбираться нужно. Сынок, давай попробуй своими молодыми зубками руки мне от пут освободить…

Дважды упрашивать Павла не пришлось. И пока хлопчик возился с тугим узлом, старый рабочий продолжал рассуждать.

– А ты молодец! Я тебя сразу приметил, и безотказный, и совестливый. Последним к трапезе подходишь, да и животину подкармливаешь. Чую, будет из тебя толк, если не расстреляют утром.

– Надеюсь, что не расстреляют, вы свободны, дяденька. Развязывайте меня и будем вместе думать, как нам отсюда выбираться…


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Кирилл Карпицкий, стоя у она, слушал продолжение рассказа Судоплатова, сидевшего уже в кресле у камина, где пылали дрова.

– Крохотный лаз, который я нашел, был прорыт не иначе как крысами, чтобы таскать куриные яйца. Пришлось мне тогда попотеть. Через какое-то время я уже смог вылезти, но старый рабочий был мужчиной крупным и уже несколько раз просил меня оставить его и бежать одному. Снаружи мне удалось найти что-то наподобие ржавой кочерги, и ближе к рассвету дыра была уже достаточно широкой, чтобы через нее смог пролезть и мой спаситель.

– И куда же вы пошли? – поинтересовался курсант. – А главное, как вы ночью ориентировались?

– Шли, ориентируясь на телеграфные столбы. Через двое суток на горизонте показался Никополь. И вот тогда я упал. Меня подкосил жар. Шли ведь практически раздетыми, босиком по стылой земле. Тогда-то я понял, что благодаря тому, что не смалодушествовал и не бросил старого путейца одного в том узилище, теперь, даст бог, не сдохну и сам в степи. Так что в Никополь рабочий Николаев внес меня буквально на своих руках.


Воспоминания:


Никополь. Окраина города

В пригороде Никополя у колодца стоял небольшой отряд красноармейцев. Поили лошадей. К ним и шел железнодорожник Николаев, держа на руках тело подростка.

– Братцы, дозвольте больного красноармейца на телегу положить? – обратился он к конникам.

– Кто такие? – спросил его один из них.

– Остатки 1-го Мелитопольского рабоче-крестьянского полка, два дня назад бежали из плена… – начал свой ответ Николаев.

– Микола! – вдруг зычно прокричал тот, что задавал вопросы. – Подь сюда, тут твои земляки объявились.

Подошедший красноармеец какое-то время всматривался в лицо подростка.

– Пашка, сукин сын! Сбежал-таки из дома…

– Да не ругать, а спасать надо этого подранка, – заступился за подростка боец Николаев.

– Знамо, что спасать. Это брат мой младший. Мы как раз на Одессу идем, думаю, что к вечеру будем в городе, там сразу же его в больницу определим.

И сам, подхватив безвольное тело брата, понес его к телеге. Николаев всю дорогу шел рядом и, найдя чью-то шинель, прикрыл ею дрожащее тело юноши.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Теперь у камина сидел Кирилл, а генерал стоял у окна, продолжая свой рассказ.

– С крупозным воспалением легких я был оставлен братом в переполненной городской больнице Одессы. Красная армия вновь оставляла город, в который входили французские войска Антанты. А потом все было как в кино. В течение нескольких дней, периодически приходя в сознание, я видел сначала то, как французы выволакивали из постелей больных людей, всего лишь заподозренных в сочувствии к революционерам, а через какой-то отрезок времени уже офицеры Добровольческой армии генерала Деникина искали среди больных раненых красноармейцев… Помню, как один из них остановился у моей постели и долго меня разглядывал. Чудом оказавшийся рядом доктор сообщил офицеру, что это палата для тифозных больных, и тот поспешно ее покинул. Это вмешательство доктора в очередной раз спасло мне жизнь.

– Павел Анатольевич, а вы православный?

– Чем вызван твой интерес, если не секрет? – уточнил у курсанта Судоплатов.

– Так получается, что в начавшейся кровавой мясорубке Гражданской войны не иначе как нечто уже оберегало вас для совершения каких-то иных, а главное, более важных дел.

– Возможно, что вы и правы. Тогда я об этом как-то не думал. Меня в годовалом возрасте окрестили вместе со старшим братом на День святых Кирилла и Павла. Начальное образование включало тогда в себя изучение Ветхого и Нового Завета, а также основ русского языка по той причине, что в царское время преподавание украинского языка в школах запрещалось. Но так как наш священник был украинцем, а я часто играл с его детьми и посещал дом, где и научился говорить на украинском языке. Однако же вернемся к событиям, которые в очередной раз перевернули Одессу.

Когда порт покинул последний пароход интервентов, в городе неожиданно появились партизаны атамана Григорьева. В качестве трофеев им достался бронепоезд и пару танков, которые не успели вывезти французы, плюс ангары, наполненные обмундированием, и склады с продуктами питания. В это время я, уже выписанный из больницы, принимал участие в уличных боях на стороне этих самых партизан, подносил им патроны, перевязывал раненых, а потом, когда сопротивление белых офицеров было сломлено, то помогал тем, что выискивал прятавшихся по подвалам белогвардейцев и выдавал места их нахождения. Поверишь ли, нюх во мне вдруг какой-то проснулся, мог по походке определить белого офицера… Но потом увидел и то, как отряды того же Григорьева начали жуткие по своему насилию еврейские погромы…


Воспоминания:


Улицы Одессы, полдень

Разбившись на группы, «партизаны» Григорьева грабили еврейские магазины, на дверях которых накануне кто-то нарисовал красные кресты. Грабили основательно, у каждой группы была своя телега. Тех из хозяев, которые попытались воспротивиться, убивали на месте. Потом поднимались в жилую часть, где уже грабили семейные ценности и насиловали юных девушек и молодых женщин.

Здесь же на улице, покрытой, как снегом, пухом вспоротых подушек и перин, можно было увидеть странную процессию: несколько десятков человек с портретами царя и иконами, но при этом с красными бантами на груди, сопровождаемые беспризорниками, шли по улице, переступая через трупы.

– Спасибо, детки, что молитесь… – произнесла пожилая женщина, стоявшая рядом с убиенным стариком евреем.

– Бей жидов! – неожиданно рявкнул кто-то из деток, а остальные уже хором подхватили. – Спасай Украину!

Потрясенная женщина стала креститься. В это время один из подростков, подскочив, сорвал с ее груди золотую цепочку с крестиком.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Судоплатов и Кирилл стояли на террасе, наблюдая за уходящим днем.

– Здесь нужно сделать важное уточнение, – пояснял генерал, обращаясь к курсанту. – В отряде самообороны противостоявших черносотенцам атамана Григорьева выделился своей отвагой и смекалкой подросток пятнадцати лет. Это был ученик мастерской по изготовлению матрасов – Моисей Винницкий, это уже позже он станет королем Молдаванки – Мишкой Япончиком, а пока…


Воспоминание:


Ресторан в Одессе

В пустом зале ресторана за единственным накрытым столом в окружении напуганных официантов обедал атаман Григорьев.

Неожиданно у входа в зал возникла небольшая потасовка, а затем в сопровождении своих людей в зал вошел король Одесских бандитов Мишка Япончик.

– Это кто? – спросил Григорьев своего ординарца.

– Моисей Винницкий, – ответил тот.

– Присаживайся, Моисей! – начал Григорьев. – Мне уже сказали, что ты взял на себя миссию спасти весь народ иудейский и теперь вы убиваете моих людей. За такие вещи придется ответить. Присаживайся и угощайся. В последний раз поешь, попей и ни в чем себе не отказывай.

– Забываешься, атаман! Дома у себя жинкой командуй, а это наш город. Завтра твои люди должны прекратить грабежи в Одессе. Хватит тебе того, что ты уже награбил в городе и получил из военного имущества и провианта интервентов. Смотрю, и так уже раздулся, как клоп.

– А если я тебя не послушаю? – спросил Григорьев, наливая в рюмку новую порцию водки. – Спрашиваю просто из любопытства…

– Тогда я объявлю войну тебе лично…

– Не забывайся, я – красный командир, – продолжал диалог Григорьев. – Так что воевать придется с советской властью…

– Я это предвидел… Ты не поверишь, но я теперь тоже красный командир.

После этого Моисей лишь взмахнул рукой, и в окно ресторана, разбивая массивное стекло, с улицы втолкнули тачанку, и Григорьев, кроме красного флага, укрепленного на ней, увидел и наведенный на него ствол пулемета «максим».

– Клянусь мамой, я еще поставлю тебя к стенке, – произнес атаман.

– Григорьев, будем считать, что ты меня услышал… – сказал Винницкий и со своими товарищами присел к соседнему столу. – Официант, прими заказ.

Ошарашенный, атаман Григорьев какое-то время сидел в ожидании стрельбы, а когда понял, что убивать его пока не собираются, медленно поднялся и пошел к выходу из ресторана, понимая, что власть в городе явно меняется.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Генерал Судоплатов и курсант Карпицкий уже прошли на террасу и теперь сидели в креслах, укрытые шерстяными пледами.

– Моисей, ставший вскоре Мишей Япончиком, меня тогда восхищал, не скрою, – продолжал свои воспоминания генерал. – Он был всего на год старше меня, а под его началом уже ходило две сотни бесстрашных парней отряда еврейской самообороны. Чуть позже я узнал, что в трудные для евреев времена Винницкий, чтобы спасти многих из них, действительно сотрудничал с большевистским подпольем. В частности, с Григорием Ивановичем Котовским, в разговоре с которым и посетовал на то, что люди атамана Григорьева, который возомнил себя «красным маршалом», дискредитируют и Красную армию, и советскую власть, а в месте сосредоточения его людей обнаружили цистерну со спиртом, полупьяных солдат и несколько вагонов с награбленным добром. Тогда-то Котовский, скорее всего, и предложил ему с его отрядом помочь в ликвидации Григорьева, который уже давно перестал подчиняться руководству штаба Красной армии. Япончик согласился, а чтобы догнать уходящую из Одессы банду Григорьева, он попросил у Котовского тот самый бронепоезд. Мой знакомый железнодорожник Николаев с товарищами в спешном порядке его подремонтировал. Николаев же, по моей просьбе, уговорил машиниста этого бронепоезда, чтобы тот взял меня в помощники…

– Если бы не вы, то ни за что бы не поверил, что такие кульбиты в жизни вообще возможны… – произнес Кирилл.

– Согласен. Это были незабываемые месяцы. А закончилось все тем, что зимой 1920 года я снова оказался в рядах Красной армии. Более того, в Особом отделе стрелковой дивизии, в которой теперь числился официально. Воевали сначала с Деникиным, потом с белополяками, а вскоре мы уже принимала участие в разгроме петлюровских отрядов. В одном из боев маузер, подаренный мне комиссаром Упитом, дал осечку, что и спасло тогда жизнь Петлюре.

– А чем объяснялся интерес этого латыша к вам лично? – уточнил курсант.

– После того как он узнал о том, что я имею оконченное начальное образование и знаю украинский язык, то решил послать меня на ускоренные курсы политработников в Киев… И вновь кто-то незримо вмешался в мою судьбу… Буквально на следующий день потребовалось срочно заменить погибшего телефониста. И выбор пал на меня, как наиболее подготовленного для этой должности. А теперь, мой юный друг, думаю, что вам пора отдохнуть. В гостевой комнате на втором этаже вы найдете все, что вам необходимо…

Кирилл Карпицкий поднялся и прошел в дом, а Судоплатов, оставаясь на террасе, задумался, уже вспоминая первые годы своей службы в ЧК, когда он еще тайно завидовал своему старшему брату Николаю, который служил в пограничных войсках ВЧК.


Воспоминания:


Украинское село. Ночь

Дом, в котором спали чекисты, подожгли со всех сторон.

Один из чекистов, который должен был охранять сон товарищей, заснул в сенном сарае. Он проснулся, когда уже звучали первые выстрелы, и сейчас сквозь щель в стене со страхом наблюдал за тем, как убивали чекистов, выскакивающих из пылающего дома.

В это время за его спиной раздался зычный голос:

– Бандера, подь сюда, тут еще один жидовенок сховался.


Штаб Особого отдела стрелковой дивизии. Кабинет связи

Павел внимательно вчитывался в строки срочной телеграммы: «Группа сотрудников Особого отдела дивизии сегодня ночью была расстреляна украинскими националистами…» Павел помнил, что именно с этой группой на очередное задание уходил его родной брат Николай.


Улицы Мелитополя

По улицам города, разгоняя кур, скакал боец конного полка Красной армии Павел Судоплатов с шашкой и маузером на боку.

На кладбище, после того как прозвучали пламенные речи о борьбе с националистическим подпольем на Украине, а тело брата было предано земле под залпы ружейного салюта, к Павлу подошел начальник местного ЧК Кочубей и попросил на следующий день зайти к нему для разговора.

Павел согласно кивнул головой и вскоре остался у могилы брата один. Вот тогда-то волна воспоминаний, как бывает в таких случаях, захлестнула его. Он вспоминал, как вместе с Николаем они уходили в ночное пасти коней, как пекли в золе картошку, и то, как старший брат однажды поймал в корягах огромного сома. Вспомнил Павел и то, как бежал по пыльной дороге вслед уходящему полку, в который был принят Николай, умолял брата взять его с собой… И вот брата уже нет в живых.

Утром следующего дня местные подростки, хорошо знавшие Павла, увидев его на рынке, попросили его дать им пострелять из маузера, обещая взамен показать обнаруженный ими схрон, с оружием на старой мельнице. Судоплатов решил сначала сам проверить эту информацию.


Старая мельница на окраине Мелитополя

Всю ночь Павел просидел в засаде. Ближе к рассвету двое бандитов приехали на телеге, чтобы забрать оставленное для них оружие и боеприпасы. Бежать за подмогой было уже поздно. Судоплатов поднялся в полный рост, взвел курок маузера и, сделав шаг вперед, споткнулся о камень. Последующий непроизвольный выстрел заставил бандитов самим поднять руки вверх…


Мелитополь. Здание ЧК

Утром верхом на коне и с маузером в руке молодой Судоплатов в окружении восторженных подростков, гарцевал, сопровождая в ЧК телегу с оружием, которую за оглобли тянули бандиты.

– Дите малое… – произнес Кочубей, увидев эту картину из окна своего кабинета.

– Пусть еще и дите, а не побоялся один против трех пойти, – произнес стоявший рядом опытный сотрудник ЧК Ермачков. – Чекист из него точно выйдет!

– Иди принимай арестованных, а Павлу скажи, чтобы зашел ко мне.

Через несколько минут Судоплатов уже входил в кабинет Кочубея.

– Для начала объявляю тебе выговор… – начал начальник ЧК.

У Павла на глазах аж слезы выступили…

– Это за то, что пошел на задержание, не предупредив никого. А за бандитов и обнаруженное оружие спасибо. И вот еще, дарю тебе книгу революционера Бухарина «Азбука коммунизма», чтобы ты лучше понимал, что сейчас в стране происходит…

Весь оставшийся день Павел, сидя в кабинете Кочубея, читал бухаринский катехизис революции, а когда что-то было не понятно, то доставал начальника ЧК вопросами.

– Товарищ Кочубей, я что-то не пойму, мы так нация или все же народность?

– В чем суть вопроса? – спросил в ответ чекист.

– Ну а как же? Бухарин пишет, – и далее Павел уже читает, – что «когда в государстве одна нация пользуется всеми правами, а другая – только частью этих прав, если одна более слабая…». То есть получается так, что нас все время насильно присоединяли к более сильным. То к Польше, то Литве, то к Германии, а теперь вот к России? То есть те, кто считал себя великой нацией, могут позволить себе в отношении нас, а главное, против нашей воли, навязывать нам чужой образ жизни, а ведь это, как признает сам Бухарин, – уже есть национальное угнетение и национальное неравенство. О каких равных правах тут говорить?

– В кого ты такой умный-то уродился? Равные права всем народам мира как раз и принесет начавшаяся у нас мировая революция. Для начала пойми, что значит национальное угнетение? Лучше всего пояснить это примером из книги того же Бухарина. Царское правительство, как писал он, преследовало евреев, не давало им жить по всей России, не пускало на государственную службу, ограничивало поступление в школы, устраивало еврейские погромы.

– Бог с ними, с евреями. Они, как мне рассказывал наш батюшка, жили со времен Ноя. А вот кто мы? Да и насчет еврейских погромов, мне думается, что Бухарин перегибает палку. Я сам был свидетелем нескольких погромов и там, чаще всего, проявлялся инстинкт стайный, правда, кем-то подогреваемый. А вот то, что нам в школе не преподавали украинский язык, тут я с Бухариным полностью согласен.

– Верно мыслишь.

– Но ведь не только царское правительство, но, например, и германское правительство закрывало польские школы, а австрийское – преследовало чешский язык и насильно навязывало чехам немецкий. Может быть, дело не в странах, а классах буржуазии этих самых стран, которым в первую очередь нужны были чужие земли, бесплатные рабочие руки и прибыль? Тогда становится понятно, почему мы воюем с буржуазией…

– И зачем только я дал тебе эту книгу…


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Утром следующего дня, спустившись со второго этажа, Кирилл отметил, что завтрак уже был приготовлен, а генерал Судоплатов стоял у окна, глядя на то, как на землю падает первый снег.

Старый генерал, увидев курсанта, начал разливать по чашкам кофейный напиток.

– Кирилл, в котором часу у вас заканчиваются сегодня занятия? – поинтересовался он.

– В 18.00.

– Понятно. Ешьте, а потом я провожу вас до станции. Далее, на электричке. Заодно и дорогу ко мне запомните… И еще, я вчера упомянул вам про книгу «Азбука революции» Бухарина. Она каким-то чудом сохранилась, и я вам ее дарю. Прочитайте и тогда вам будет легче понять, что могло двигать такими простыми молодыми людьми, как мы с братом, в деле начавшегося построения справедливого общества, где все, как нам обещали, должны были быть равны…

– А можно вопрос не в тему? Вы там во время революции влюблялись?

– Скажу так. Однажды мне нужно было участвовать в конвоировании какого украинского националиста в Одессу. Даже не мне, я был лишь в группе конвоирования, а сам вез в Одессу какие-то документы. И пока с этими бумагами разбирались, у меня было довольно много времени, чтобы посмотреть город.


Воспоминания:


Одесса. Приморский бульвар

Павел сидел на лавке и любовался морем. Мимо него совсем молодая девушка куда-то вела четырех девочек очень малого роста. И когда она остановилась, чтобы поправить чулочек у самой младшей, подбежал беспризорник и мгновенно вытащил из сумки девушки кошелек, да так ловко, что она даже не заметила этого.

Павел бросился в погоню. За одним из углов его ждали трое. Забыв про свой маузер, юноша бросился на воришек. Всех четверых задержал оказавшийся рядом красноармейский патруль.

Когда Павел снова выскочил на набережную, то кроме кошелька, который он держал в руках, у него был еще и синяк под глазом.

– Вот… вы не заметили, как обронили.

– Спасибо, товарищ, это очень благородно с вашей стороны.

Что означает слово благородно, Павел не знал, но оно ему очень понравилось. Он еще два дня приходил в это же время на бульвар и охранял эту удивительную девушку с ее выводком, стараясь переходить от колонны к колонне незаметно. И все же она его заметила, а заметив, улыбнулась.


Возвращение в реальность:


Лесная дорога на станцию

Пользуясь случаем, что до железнодорожной станции они шли пешком, курсант Карпицкий решил попросить генерала продолжить начатые им вчера воспоминания.

– А вы ее потом встречали?

– Это ты про девушку? Встретил, когда уже стал чекистом.

– А каком году вы стали сотрудником ЧК?

– Это произошло в феврале 1925 года. В губернском отделе ГПУ опять и срочно потребовался шифровальщик. И Кочубей сделал запрос в штаб Красной армии о том, чтобы меня как толкового и смелого бойца передали в его распоряжение. С этого времени я уже лично принимал шифротелеграммы товарища Дзержинского.

– Представляю себе ваш восторг… босоногий мальчик из Мелитополя допущен в святая святых Чрезвычайной комиссии.

– Все верно. Но чаще всего мне, как новичку, приходилось выезжать для составления протоколов в села, которые были сожжены, а их жители полностью или частично уничтожены украинскими националистами. Вот тогда-то я впервые видел то, как может ручьями течь человеческая кровь, а также случаи неоправданно жестокой и даже чудовищной расправы участников бандформирований над селянами, всего лишь симпатизировавшими советской власти.


Воспоминания:


1924 год. Украина. Дом правления колхозной коммуны

Подъехавшие на машине чекисты увидели сожженную деревню, а рядом с крыльцом сгоревшего правления этой коммуны и уже перенесенные сюда тела убитых жителей.

К приезжим чекистам подошел участковый.

– Докладывайте, что здесь случилось… – начал следователь.

– Бандиты напали на село ночью и начали с поджогов домов, – начал милиционер. – Уже поутру выискивали и добивали оставшихся в живых…

– Павел, доставай бумагу, будешь вести протокол дознания, – сказал следователь. – Присаживайся на что-нибудь и все подробно записывай…

Судоплатов подошел к валявшемуся рядом, слегка обгоревшему, табурету, перевернул его, а затем, достав карандаш и листы чистой бумаги, начал записывать.

– Где в это время вы сами находились? – продолжал дознание следователь.

– В соседнем селе. Мне вчера вечером позвонили и сказали, что там амбар с зерном подожгли. Вот я туда и выехал.

– Ясно, отвлекли ваше внимание пожаром. Судоплатов, записывай дальше, – уже начал диктовать следователь. – 2 июня 1924 года украинскими националистами совершено нападение на станицу Заречная.

– Сколько человек проживало в станице? – вопрос был адресован уже участковому.

– С детишками около двухсот, – ответил участковый.

– Сколько человек осталось в живых?

– Трое…

– Ясно, а теперь детально и по каждому факту. Записывай все подробно, стажер. А вы продолжайте.

– По отношению к убиенным, – начал перечислять участковый, – совершен акт насилия следующего характера. У трех беременных женщин вспороты животы и их внутренности засыпаны солью, изъятые у них младенцы были брошены бандитами в костер, у пятерых молодых девушек-комсомолок после изнасилования отрезаны груди, у трех комсомольцев отрезаны детородные органы, носы и уши… Секретаря комсомольской организации Дудко Ваню, семнадцати лет, живьем распилили на пилораме, а председатель тов. Суханов разрублен мясным топором на части, куски его тела разбросали для устрашения по дороге…

В этот момент Павел понял, что начинает терять сознание, и следователь увидел, как молодой чекист медленно начинает сползать с табурета на землю.


Возвращение в реальность:


Лесная дорога на станцию

– Как только я представил себе весь этот ужас, то потерял сознание, – признался Судоплатов.

– И вас не отстранили от работы по профнепригодности? – спросил курсант.

– Сказали, что привыкну…

– Привыкли?

– Нет… Нормальному человеку к этому привыкнуть нельзя. Они все до сих пор стоят у меня перед глазами. Именно потому, что сам все это тогда и потом неоднократно видел, то понял, что националисты просто нелюди, а ведь многие из них были из знатных в прошлом шляхетских родов, имевшие хорошее образование и воспитание. Пусть их лишили земель, но ведь не расстреливали их семьи и не жгли домов, чтобы так мстить. А вот воевать с безоружными, со стариками, женщинами и детьми. Это просто безнравственно.

– А тех белых офицеров, что вы по подвалам Одессы выискивали и бандитам атамана Григорьева сдавали, вам тогда не было жалко?

Генерал какое-то время молчал, но вскоре ответил:

– Позже стало жалко. А тогда мне было всего 15 лет, я даже плохо понимал, что именно в стране происходит. Тогда для меня это была своего рода игра. Вдобавок, как я тебе уже говорил, мой старший брат Николай ушел в Красную армию, чтобы воевать с белыми… Хотелось, как он, быть полезным делу революции…

– Понятно, а домой вы так больше и не возвращались? – спросил Кирилл.

– Был один раз… Приехал тогда похвастаться маме с сестрой, что стал сотрудником ЧК.


Воспоминания:


Мелитополь. Квартира семьи Судоплатовых

По случаю приезда сына в небольшой двухкомнатной квартире маленького одноэтажного дома домовладельца Бирюлина мать и старшая сестра устроили Павлу небольшой праздник. Пришел даже хозяин дома, который переживал за свою торговлю.

– Это что же происходит-то, Павлуха? Царя свергли, ладно, а зачем Гражданская война-то. Это же сколько сразу проблем свалилось на одного человека. Теперь надо куда-то увозить детей, закрывать магазины, сколько денег придется заплатить за дорогу, – начал Бирюлин, перекладывая себе на тарелку куски жареной курицы. – Куда ни повернись, одни проблемы…

– Так сегодня у всех проблемы… – откликнулся Павел.

– Ну какие у тебя, Павло, могут быть проблемы? Взял винтовку и пошел бездумно шмалять. Всего-то…

В этот же день, уже на крыльце, один из знакомых его покойного отца сообщает Павлу, что, будучи на рыбалке, видел, как бандиты, числом не менее двухсот сабель, ночью на реке поили своих лошадей и что их отряд расположился скорее всего в балке Туманная.


Балка Туманная

Судоплатов, лично убедившись, что банда на месте, сообщает об этом местному руководству ЧК. Там уже было известно, что день назад пропал фельдшер, и тогда было сделано предположение, что кто-то из руководства банды тяжело ранен, что и вызвало задержку банды.

И тогда в Киев ушла шифротелеграмма: «Срочно, секретно. Киев. Коллегия ВЧК. Установлено местонахождение остатков корпуса сечевых стрельцов полковника Коновальца. Прошу вашего указания о срочном направлении спецотряда Красной армии в наше распоряжение с целью окончательной ликвидации бандформирований Коновальца. Губчека Харькова».

Через два дня отряд в тысячу сабель окружил националистов в той балке. Те, кто не погиб, сдались в плен, правда, Петлюре и Коновальцу каким-то образом удалось тогда скрыться.


Возвращение в реальность:


Лесная дорога на станцию

Грунтовая дорога то ровно выстилалась, то петляла, равно как и события, в которых принимал участие тогда еще совсем молодой сотрудник ЧК.

– За участие в этой операции, – продолжал свой рассказ Судоплатов, – я получил первую благодарность, а также вместе с Кочубеем мы всерьез призадумались тогда над тем, как главарям банды удалось ускользнуть и кто их смог предупредить в самый последний момент?

Вскоре меня посылают на курсы повышения, где я оказался в одном отделении вместе с бойцом нашего Особого отдела Андреем Жабиным. Мы вместе стреляли, учились работе со взрывчатыми веществами. И если у Жабина по стрельбе были высокие результаты, то у меня, скажу честно, весьма удовлетворительные. Зато по тактике оперативной работы, умению вести допросы и по иностранному языку мои оценки были значительно выше, чем у Андрея. Там я узнал, что он уже имел опыт оперативной работы и был ранен в ногу, отчего пользовался тростью.

Окончание занятий на курсах совпало по времени с переводом нашей дивизии в Житомир, где главной задачей Особого отдела была помощь местному ЧК в их попытках проникновения в подполье украинских националистов с целью предотвращения диверсий. Дело это было сложное, так как уже несколько чекистов, засланных к ним, были разоблачены и зверски убиты.


Воспоминания:


Житомир. Явочная квартира ЧК

После перевода Особого отдела в Житомир, Павла, как младшего сотрудника, какое-то время держали, что называется, на подхвате, и большую часть времени он жил на явочной квартире, где должен был обслуживать, как ему сказали, переговоры руководителей ЧК. С кем именно будут вестись эти переговоры, не сообщали. И вот когда руководители ЧК были уже на месте, Павел в окно увидел, как во двор их дома входит…

– Нет, вы только посмотрите… – приглядевших, воскликнул молодой чекист. – Это же Петлюра собственной персоной! Не иначе как домом ошибся. Убью, суку! – После этих слов Павел выхватил из кобуры свой маузер и бросился к дверям.

Чекисты с трудом успели его перехватить лишь в сенях, отобрать оружие и запереть в чулане. После неофициальных переговоров с украинскими националистами Судоплатова выпустили и объяснили суть данного им партийным руководством задания: предложить всем бандитам амнистию, чтобы избежать дальнейшего кровопролития.


Возвращение в реальность:


Лесная дорога на станцию

Показались рабочие строения и жилые дома, а это означало, что и железнодорожная станция где-то рядом. Генерал продолжал свой рассказ.

– После этого случая с Петлюрой вместо оперативной работы мне неожиданно поручили заниматься налаживанием работы в колонии для беспризорников в Прилуках.

– И чему же вы научили этих беспризорников? – поинтересовался Кирилл.

– Это они меня учили… Но до того, как я уехал работать в детский дом, произошла одна знаковая встреча.


Воспоминания:


Коридоры Житомирского ЧК

Расстроенный полученным назначением, Павел, выйдя из кабинета руководства ЧК, заметил, как из соседнего кабинета вышла молодая девушка, почти его ровесница и в форме офицера ГРУ. И они чуть было не столкнулись. Судоплатов замер, увидев перед собою, да еще так близко, голубоглазую блондинку, которую он встретил в Одессе.

– Простите, я не…

– Вы куда-то шли? – спросила она.

– Нет, да…

Она улыбнулась и пошла, а он стоял до тех пор, пока девушка не скрылась за поворотом.

Единственный человек, который знал всех в ЧК, был завхоз по фамилии Фельцман. К нему и зашел Павел.

– Товарищ Фельцман, будьте другом, подскажите, а что у вас за девушка в форме сотрудника ГРУ, я с ней сегодня нечаянно столкнулся в коридоре.

– Столкнулся и что? Не убился ведь, вот и беги себе дальше. Не твоего это поля ягодка, Павло, а то стоит тут, понимаешь, сопит…

– У меня, товарищ Фельцман, может, серьезные намерения, может быть, это любовь с первого взгляда…

– Вот когда буржуазию победим и… социализм построим, вот тогда и милуйся. А зовут ее Эмма Карловна Каганова, она у нас руководит деятельностью осведомителей в среде творческой интеллигенции Харькова…

– А мы еще и ими занимаемся?

– ЧК занимается не ими, если ты имеешь в виду творческую интеллигенцию, а врагами революции в среде творческой интеллигенции… Наберут, понимаешь, детский сад, а товарищ Фельцман их должен одеть, разместить, обеспечить питанием… Еще носы скоро скажут подтирать… Кстати, откуда у тебя такой маузер?

– Подарок комиссара Особого отдела…

– Даже так… Тогда слова про детский сад беру обратно… Если что-то будет нужно, не стесняйся, приходи, и товарищ Фельцман тебе всегда поможет.


Колония беспризорников в Прилуках

Когда Павел вошел в класс, где ему предстояло знакомство с первыми воспитанниками детского дома, то он увидел таких же подростков, каким был сам, когда сбежал из дома. И если он был опален Гражданской войной, то многие из его учеников получили уже основательные воровские навыки и даже здесь, тех, кто послабее духом, начали подчинять себе. Вот и сейчас, в ожидании преподавателя, они играли в карты.

– Дети! – обратился к ним чекист, после чего раздался гомерический смех. – Хорошо, я уже и сам вижу, что вы давно не дети. Тогда будьте товарищами и по отношению ко мне, и по отношению друг к другу.

– Товарищ, а нам в пайке махорка положена? – спросил один из них.

– А свидания с кралей будут разрешены? – подхватил второй.

– Товарищ, а ты в карты играешь? – вновь раздался вопрос еще от одного из беспризорников.

– Нет, и вам не советую, – произнес чекист.

– Неужели у коммуняков не нашлось поумней учителей?

– Остальные на фронтах. Я и сам был в бою, когда наша дивизия воевала с Деникиным. Потом, когда вместе с Яшкой Япончиком мы громили остатки банды атамана Григорьева. Затем, когда лично арестовывал украинских националистов…

– И сколько же ты наших братков ухлопал? – раздался новый вопрос, после чего класс мгновенной затих.

– Слава богу, ни одного…

– Теперь понятно, почему тебя к нам в школу сплавили, малахольный ты наш.

И снова начался смех, но был уже иным, не злым.

Судоплатов тогда лишь улыбнулся.


Возвращение в реальность:


Железнодорожная станция

Впереди уже показались станционные здания, какие-то люди шли им навстречу, а генерал неспешно продолжал говорить.

– Нам предстояло воспитать новое поколение молодых людей, которых голод и невыносимые условия жизни вынуждали становиться на путь преступности. Я тогда каким-то внутренним чутьем понимал, что к этим мальчикам нужно проявлять крайнюю меру терпимости, стараясь их понять и не уничтожая в них инакомыслие силой. Вскоре, завоевав их доверие, мы создали фабрику по выпуску огнетушителей, которая очень быстро стала приносить доход, большая часть которого ложилась на личные счета подростков. Уже, как бы в знак благодарности, они действительно научили меня ряду способ изъятия чужих бумажников, что чуть позже действительно помогло мне в одной операции и даже спасло жизнь.

– А чем же закончилась война с украинскими националистами? – поинтересовался курсант.

– Компромиссом. В 1925 году их главари приняли амнистию, которую дало им правительство Советской Украины. После этого мне доверили должность уполномоченного секретно-политического отдела Харьковского окружного отдела ГПУ.

– Не понял… Вы что, как бы задружились, а все жертвы уже и не в счет?

– В чем-то вы, коллега, правы. Да и этот компромисс опять же был скорее на бумаге. В реальности война не прекратилась. И очень скоро настоящая беда коснулась меня, а точнее, Эммы Карловны. Неожиданно стали погибать наши сотрудники. Как правило, в подъездах своих домов. Стали проводить расследование и обнаружилось, что в журнале экстренной связи отсутствует несколько листов с домашними адресами сотрудников губернского ЧК.


Воспоминания:


Квартира Эммы в Харькове

Двое погромщиков ворвались в комнату Эммы, когда она уже собиралась идти в ЧК. Оружия у нее с собой не было, но тот, что первым попытался облапить девушку, получил удар коленом между ног.

Второй оказался постарше и поопытнее, он схватил девушку за волосы и рукояткой револьвера ударил в висок. Эмма потеряла сознание, и погромщик стал стаскивать с нее одежду.

Павел вместе с Андреем Жабиным в это время ворвался в подъезд, где располагалась квартира, в которой жила Эмма. Через два лестничных пролета им встретился один из налетчиков, и Жабин, лишь увидев в его руке револьвер, не рассуждая, мгновенно выстрелил. Затем остановился, чтобы удостовериться в том, что он убит и не выстрелит им в спину?

Павел, вбежав к комнату Эммы, успел лишь увидеть ее обнаженное молодое тело, как сильный удар в лицо, а второй затылком о стену заставили его, теряя сознание, сползти спиной по стене.

Следующий, кого увидел Бандера, был Жабин.

– Ты? – с долей удивления спросил Бандера. – Какого хрена?

– Так вышло, мы вроде бы как друзья.

– Уходи, я свое дело закончу и пристрелю потом обоих…

– Их на днях в Москву переводят, а там и я к ним подтянусь. И у тебя будет свой человек в столичном ОГПУ. Подумай об этом…

– Наверное, ты прав. Жаль, я только в нее вошел… Девственницей оказалась, сучка. Ладно, моего можешь пристрелить, а потом сделаешь вид, что погнался за мной…

Так Жабин и сделал, сначала убив второго погромщика, который уже начал подниматься на ноги после удара Эммы, а потом, сделав еще один выстрел в воздух, погнался по крышам якобы догонять Бандеру.

Судоплатов, приходя в сознание, слышит выстрел, а потом видит расплывчатый силуэт Эммы, стоявшей напротив, и пятна крови на ее нательной рубашке. И снова теряет сознание.


Возвращение в реальность:


Железнодорожная станция

Мимо Судоплатова и курсанта, которые шли к перрону вдоль железнодорожного полотна, пронесся грузовой состав. Судоплатову даже пришлось чуть повысить голос.

– Несколько дней девушка не появлялась на работе. В отделе кадров мне сказали, что Эмма попросилась навестись младших сестер, которые жили в Крыму у ее дальней родственницы. И руководством она была отпущена в отпуск. Ведь никто тогда не знал, что с ней случилось. Наши последующие отношения налаживались очень трудно. Однако, равно обездоленные судьбой, мы все равно тянулись друг к другу. И вскоре стали жить как муж и жена.

– Хорошо, что все так сложилось. А вот как обстояли дела с вашим поиском предателя, по вине которого погиб ваш брат Николай и который предупредил Петлюру и Коновальца о подходе частей Красной армии?

– Тогда мои подозрения остановились на заведующим в ЧК отделом информации Козельском. И я даже начал негласное наблюдение за этим бывшим белым офицером. Как я узнал позже, Козельский был из обедневшей дворянской семьи и испытывал искренние симпатии к революции, чем и заслужил наше доверие. Но меня было уже не остановить…


Воспоминания:


Харьков. Кабинет начальника Харьковского ЧК

После неряшливого и торопливого обыска, который Павел учинил в квартире Козельского, бывший офицер понял, что находится под наблюдение. Он отправил семью в деревню к родным, а, придя домой, покончил жизнь самоубийством, оставив записку…

Содержание посмертной записки Козельского зачитывал чекист Витнер: «Видит Бог, что я не виноват перед молодой республикой Советов. Чтобы не дожидаться ареста и не испытывать мук возможных пыток, так как не понимаю, в чем именно меня могли подозревать, а главное, в чем именно мне предстоит признаваться, я решился добровольно уйти из жизни». И приписка: «Да здравствует революция!»

– Щенок, что ты о себе возомнил? – ударив кулаком по столу, произнес старый чекист и начальник Харьковского ЧК, обращаясь к Павлу. – Да кто тебе позволил самодеятельностью заниматься? Такого работника из-за тебя потеряли… Чтобы ноги твоей больше здесь не было… Вон отсюда!


Дом Козельского

Во время выноса тела чекиста на улицу Судоплатов увидел приехавших на похороны Козельского его больную жену и троих детей, лишившихся отца и средств к существованию. И Павел, который не плакал на похоронах своего родного брата, впервые заплакал потому, что осознавал свою личную вину.


Возвращение в реальность:


Платформа железнодорожной станции

Как только Судоплатов с Кириллом поднялись на платформу, то сразу и завьюжило.

– И что же случилось дальше? – спросил Кирилл генерала.

– В это самое время начальнику ЧК с нарочным пришел пакет от товарища Косиора, который в это время был секретарем ЦК Коммунистической партии Украины. В нем была его рекомендацию для моего вступления в ряды коммунистической партии. Увольнять, естественно, не стали.

– Тут у вас, товарищ генерал, явная нестыковочка. Товарищ Косиор-то откуда вас знал?

– Он знал Эмму, а она до перехода в ЧК работала с секретарем Гомельской парторганизации товарищем Хатаевичем, на квартиру к которому мы иногда приглашались в качестве гостей, хотя и были тогда лишь комсомольцами. Косиор, как секретарь ЦК, и пообещал нам обоим дать рекомендации для вступления в коммунистическую партию. Однако важнее рассказать тебе о другом… Однажды, о чем я узнал позже, Эмма в мое отсутствие зашла в мой рабочий кабинет…


Воспоминания:


Кабинет Судоплатова в Житомире

Зайдя в кабинет, Эмма положила мужу на стол бутерброды для чая, а потом увидела папку с надписью «Лидеры украинских националистов», в ней стопку фотографий. И, перебирая их, увидела фото того, кто ее попытался изнасиловать. На обратной стороне фотографии было написано – Бандера.


Возвращение в реальность:


Платформа железнодорожной станции

Курсант, уже с билетом на электричку, снова подошел к генералу.

– Она, как я понимаю, тогда так и не сказала вам о том, что узнала своего насильника?

– Нет. Правда, через какое-то время Эмма неожиданно сказала мне, что Андрей Жабин очень странно себя повел, когда увидел того, кто ее насиловал. Ей даже показалось, что они знакомы, так как первый выстрел чекист сделал почему-то не в бандита, а в воздух…

– То есть она предположила о возможной связи Жабина и Бандеры?

– А ведь ваша жена в чем-то права, Павел Анатольевич…

– Согласен, но разобраться в этом деле до конца я тогда не успел. Вскоре главу украинского ГПУ Балицкого назначили председателем общесоюзного ОГПУ и тот, по рекомендации своих друзей Косиора и Хатаевича, забрал меня с Эммой в Москву.

Подошел электропоезд.

– А вот и ваша электричка, коллега, – сказал генерал, прощаясь. – Если еще буду нужен, дорогу ко мне вы уже знаете.

И Кирилл прошел в вагон остановившегося электропоезда.

Какое-то время генерал провожал взглядом отходящий поезд. Хвостовой вагон поднял вихревой поток первого снега, который и скрыл поезд.


Академия ФСБ России

К 18.00 генерал Судоплатов на своей машине подъехал к зданию Академии и поставил машину в зоне видимости входных дверей.

Кирилл показался на пороге через несколько минут. Судоплатов уже хотел было посигналить ему, но в это время увидел, как из машины, что стояла чуть впереди, вышли два молодых человека. И после короткого разговора, курсант Карпицкий подсел к ним в машину.

Судоплатов сначала записал в блокнот номер той машины и уже после этого поехал в сторону своей дачи.


Кабинет следователя ФСБ

В одном из кабинетов этого учреждения с Кириллом Карпицким вел беседу офицер в штатском:

– Мы внимательным образом отслеживаем успехи всех учеников нашей академии, так как от их подготовки зависит и будущее этой важной для страны организации. Знаем и о ваших успехах. Теперь по существу: почему именно временной период 20–50 лет деятельности внешней разведки был выбран вами для дипломной работы?

– Странно, что вы задаете такой вопрос. Это же очевидно… Мне интересно дело, связанное, например, с подготовкой и осуществлением операции по ликвидации Троцкого.

– А там есть что-то такое, чего я, например, не знаю? – уже с иронией спросил Кирилла сотрудник КГБ.

– Я этого не исключаю…

– Любопытно. Вероятно, что именно по этой причине вы вступили в прямой контакт с бывшим генералом Судоплатовым.

– Я думал, что генералы бывшими не бывают. К тому же, насколько мне известно, он полностью реабилитирован. Или вы этого тоже еще не знаете. Но в одном вы правы. Думаю, что генерал знает намного больше, чем это можно прочесть в делах, хранящихся в ваших архивах и даже в книге его воспоминаний. Вы скорее всего уже в курсе, что я ею интересовался.

– С огнем играете, курсант Карпицкий. Мой вам совет, если вдруг вы услышите действительно что-то новое или необычное, то поставьте и нас об этом в известность.

– Тогда милости прошу на защиту моего диплома.

– Остроумно, – сказал офицер, делая отметку на пропуске, а затем добавил: – Так уж с годами сложилось, что не мы приходим, а к нам привозят. И тогда это будет уже совсем другая защита. Подумайте об этом на досуге. Вы свободны, вот ваш пропуск.


Квартира Ольги Мальцевой

Ольга Мальцева была не только сокурсницей Кирилла Карпицкого, но и внучкой генерала Генерального штаба России. Дружить предпочитала с теми, кто обладал способностью самостоятельно мыслить, и вскоре остановилась на Кирилле, зная и то, что он сирота, а следовательно, всего в этой жизни добивался самостоятельно. К тому же он был в ее вкусе.

– Привет, – начала девушка, поцеловав Кирилла. – Куда это тебя сегодня увозили эти красивые мальчики в черных плащах.

– Могла бы и сама догадаться…

– Думаю, что таким образом знакомятся с теми, кого наметили пригласить на работу в Центральный аппарат КГБ.

– А для начала предложили стучать на генерала Судоплатова? Идиоты…

– Он разве жив?

– Я сам был очень удивлен этим известием, если честно.

– Как же это все мерзко. Зачем я только послушалась деда и пошла в эту академию.

– Исправить что-либо уже поздно, тем более что мы с тобой на последнем курсе. Думаю, что дед поможет тебе устроиться на любую другую работу. Я же, со своей стороны, могу лишь на время скрашивать банальный привкус нашей учебы. Если ты, конечно, не против…

– Очень даже не против…

После этих слов Кирилл обнял девушку и последовал затянувшийся поцелуй.


Дача Судоплатова

Было уже поздно, а курсант Карпицкий так не появился. Это стало немного волновать старого разведчика. Он выключил телевизор, отложил в сторону свежие газеты и, налив себе виски, вышел на крыльцо. Было полнолуние…

Кирилл появился на даче уже далеко за полночь и обнаружил генерала, который сидел в гостиной в полной темноте и глядел в окно на то, как в свете фонаря кружились, падая на землю, снежинки.

– Позвольте мне растопить камин, товарищ генерал, – начал курсант, войдя в гостиную.

– Позволяю. Первый снег и живой огонь в камине, что может быть прекраснее, особенно на исходе жизни, – сказал генерал так, словно уже точно знал нечто о себе…

Пока Кирилл возился у камина, генерал встал и перенес на стол чашку с термосом, а затем тарелку с салфеткой, прикрывающей хрустящие хлебцы. Рядом поставил масленку и еще две тарелки, на которых лежали нарезанный сыр и паштет.

Кириллу удалось быстро возжечь огонь, который, потрескивая, не иначе как тоже начал сетовать ему уже на свою судьбу…

– Не думал уже, что ты приедешь… – сказал Судоплатов. – Ступай сначала в ванну, приводи себя в порядок, потом и поужинай.

Когда курсант вышел из ванной, то генерал уступил ему свое место за столом, а сам опустился в кресло, и пока Кирилл за обе щеки уминал бутерброды с паштетом и сыром, запивая их горячим крепким чаем, Судоплатов о чем-то думал, глядя на резвящееся пламя огня.

– Спасибо, что не дали умереть голодной смертью… – произнес курсант, перенося опустошенные тарелки ближе к мойке. – Павел Анатольевич, мы сегодня могли бы поговорить?

– О чем вы хотели поговорить? – обратился Судоплатов к юноше, который уже присел к столу.

– Я давно хотел спросить о ликвидациях за рубежом, но не явных врагах, а о тех, кого называют разведчиками и нелегалами. Об этом сегодня часто говорят, пишут и спорят.

– Тут нет однозначного ответа, – начал свой ответ Судоплатов, внимательно глядя юноше в глаза. – Каждый случай должен рассматриваться особо. Правда, как показало время, многим нашим разведчикам, людям, безусловно одаренным, присуща одна общая слабость: в какой-то момент они заигрываются, теряют бдительность, уверовав в свою неуязвимость, и иногда даже начинали вести беспечный образ жизни. Именно с этого момента они сами становятся объектами наблюдения. Другие увлекались написанием мемуаров, называя себя агентами Кремля или Сталина, часто приписывая себе заслуги других, а главное, проговаривались о том, о чем не надо было бы говорить вообще. Есть те, которые всерьез увлекались женщинами, а кто-то карточной игрой, а играли всегда по-крупному, часто проигрывая деньги, которые им не принадлежали. Когда приходило время за эти суммы отчитываться, они, как правило, пытались скрыться, а чаще сдавали свои агентурные связи и становились активными борцами со сталинским режимом, начиная описывать зверства, творимые в наших застенках.

– А в этих застенках действительно творились зверства? – снова задал вопрос Кирилл.

– Позволь мне сначала ответить на первый вопрос, – попросил его генерал. – И не иронизируйте.

– Извините…

– Я впервые узнал о похищениях и ликвидациях перебежчиков, проводившихся ОГПУ-НКВД в Европе, лишь став помощником начальника Иностранного отдела, – продолжал свои воспоминания Судоплатов. – И хорошо помню первое совещание по одному из таких дел…


Воспоминания:


1938 год. ОГПУ. Кабинет Пассова

Войдя в кабинет начальника Иностранного отдела Пассова, Судоплатов увидел там его заместителя Шпигельгласа. Судоплатову предложили подсесть к столу, и он услышал диалог двух руководителей внешней разведки. Говорил Пассов.

– Стало доподлинно известно, что разведчик-нелегал Порецкий, засланный в Западную Европу, взял крупную сумму денег, предназначенных для оперативных целей, положил их в один из американских банков, а затем перестал выходить на связь. Более того, он написал письмо в советское полпредство во Франции, в котором гневно осуждал товарища Сталина. Грустно то, что это письмо каким-то образом появилось в одном их троцкистских изданий. Товарищ Шпигельглас, что вы можете сказать по этому поводу?

– Мы знали, что в последнее время он вел, скажем так, безалаберный образ жизни, но в лояльности к Троцкому или к кому-либо из его группы замечен не был, – начал свой ответ Шпигельглас.

– Сергей Михайлович, где в последний раз его видели? – продолжал задавать уточняющие вопросы Пасов.

– В Швейцарии. Я уже подготовил группу из двух агентов. Это наши нелегалы Афанасьев и его шурин Правдин. Ждут лишь вашего распоряжения.

– Пусть немедленно приступают к ликвидации.


Дачный поселок ФСБ. Одна из улиц рядом с дачей Судоплатова

В машине с включенным подслушивающим устройством двое сотрудников ФСБ слушают диалог генерала и курсанта.

Голос Судоплатова: Ликвидаторы подсели к столику Порецкого под видом бизнесменов. Очень быстро начали вместе выпивать. Вскоре они спровоцировали ссору и, не обращая внимания на посетителей, вытолкнули Порецкого из ресторана, запихнули в свою машину и увезли.


Воспоминания:


Швейцария. Ночная трасса в пригороде Лозанны

Порецкого вывели из машины в нескольких километрах от Лозанны. Он умолял отпустить его, упал на колени, предлагал большие деньги.

Чекисты выстрелили одновременно, а затем, оставив труп на обочине, уехали.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Судоплатов встал, подошел к резному буфету, затем достал, открыл и поставил на стол бутылку очень редкого вина. После чего поставил рядом два бокала.

– Я не пью… – произнес курсант, внимательно наблюдая за действиями генерала.

– Я тоже… – сказал Судоплатов, уже открыв бутылку и наливая себе в бокал игристый напиток, и чуть пригубил его. – Чекисты, которые совершали эту ликвидацию, получили ордена, а по специальному постановлению правительства мать Правдина, как старая коммунистка, проживающая в Париже, получала пожизненную пенсию, так и не узнав об истинной причине гибели сына.

– То есть вы хотите сказать, что одновременно проявлялась гуманность по отношению к их близким? Предположим. А как же с убийством ленинградского партийного руководителя Сергея Мироновича Кирова?

– Это совсем другое дело. Официально он был убит Николаевым, якобы ревнивым мужем официантки, которая работала при секретариате Кирова в Смольном. Не секрет, что Сергей Миронович действительно увлекался артистками Ленинградского театра оперы и балета. Наш отдел в свое время это выяснял. Но, по моей версии, он был убит не за связь с кем-то из женщин, а за отказ в интимной связи с женой, скажем так, одного очень высокопоставленного чиновника. А все остальное, Николаев и его жена были лишь инструментом ее изощренной мести.

– Неужели и такое бывает?

– Тогда имя Кирова и память о нем были священны. В глазах народа Киров был идеалом твердого большевика и верного сталинца, и конечно же только враги могли его убить… Поверишь, но тогда я ни минуты не сомневался в необходимости охранять престиж правящей партии. Мы, особенно молодые чекисты, искренне верили, что Зиновьев, Каменев, Троцкий и Бухарин были врагами Сталина. И даже считали, что если обвинения против них преувеличены, то это, в сущности, мелочи… Я слишком поздно осознал всю важность такого рода «мелочей» и, к сожалению, вижу, что был не прав. Теперь хорошо понимаю, что любая затянувшаяся мысль о мести часто делает из человека настоящее чудовище… Подумайте об этом, а я позволю себе еще раз спросить, вы все еще не желаете пригубить вина? – В этот момент генерал достал из кармана небольшое устройство и переключил какой-то тумблер.


Дачный поселок ФСБ. Одна из улиц рядом с дачей Судоплатова

Сотрудник ФСБ, который сидел с наушниками, начал лихорадочно переключать клавиши своей аппаратуры.

– Что ты засуетился? – спросил его старший и определенно более опытный напарник.

– Звук пропал, – ответил тот.

– Старик глушилку включил… Что же там намечается?

– Может, подойдешь поближе? – предложил старший.

– Чтобы схлопотать пулю от этого терминатора? Уволь, я на это не подписывался…


Дача Судоплатова

Увидев в руках генерала непривычное устройство, Кирилл заинтересованно спросил:

– Что это?

– Считаю, что грех разбрасываться перспективными разведчиками. Слава богу, что у меня осталось несколько друзей из технического отдела. Так что сегодня в моем доме вы можем говорить спокойно. Вас никто не услышит…

Генерал вновь взялся за бутылку и налил немного вина уже в оба бокала.

– По опыту знаю, что вино поможет вам расслабиться…

– Оставьте это, да и расслабляться я сегодня не собираюсь, – произнес Павел, а затем встал и выхватил из кармана оружие. – Расскажите лучше о Саре и Павле Штейнбергах, которых за измену родине приговорили к смерти и ликвидировали. Ведь это было сделано уже под вашим руководством?

– Думаю, что действительно пришло время поговорить о них. Я слышал, что этих нелегалов обвинили в измене, и накануне совещания по этому вопросу попросил принести мне их дела, чтобы самому попытаться понять, что же произошло тогда в Англии. Извольте, я расскажу о том, что было после…


Воспоминание:


1953 год. МГБ. Приемная генерала Судоплатова

Когда утром генерал Судоплатов вошел в приемную, то увидел, что на стене нет портрета Берии.

– Где портрет Лаврентия Павловича?

– Портрет снял и унес один из работников комендатуры, ничего не объяснив, – начал свой ответ дежурный офицер. – Товарищ генерал, вы просили к утру приготовить дело Штейнберга…

– Помню, принесите его мне через пять минут.


МГБ. Кабинет Судоплатова

Генерал уже сидел за столом, когда дежурный офицер положил ему на стол папку. Павел Анатольевич пододвинул ее к себе и, открыв, начал внимательно вчитываться в подшитые страницы дела.

Неожиданно распахнулась дверь его кабинета, и он наполнился людьми в черных кожаных плащах.

– Судоплатов, вы… – начал полковник Гордеев, ответственный за такого рода поручения.

– Не забывайтесь, генерал-майор Судоплатов… – одернул его Судоплатов.

– Уже не важно. Вы арестованы. Начинайте обыск…


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

– Хочешь верь, хочешь нет, – продолжал Судоплатов, – я успел прочитать тогда не более десяти страниц того дела. Конечно, я не ангел, но к вопросу о ликвидации твоих, как я понимаю, родственников, видит бог, я не имею никакого отношения. Хотя должен признать, что вы хорошо разыграли историю с дипломной работой для того, чтобы войти ко мне в доверие. И даже, как я вижу, успел найти мое именное оружие. Из вас, Павел, действительно может получиться хороший разведчик. Правда, вы, коллега, допустили одну ошибку, не сообщив мне о том, что вас приглашали на Лубянку.

– А что это меняет?

– Вы не согласились на сотрудничество с ними, в результате за вами с этого момента стали постоянно следить, а все разговоры прослушивать. Но сегодня я им такой подарок не сделаю.

Говоря это, Судоплатов, допив вино, поставил фужер на стол, а затем подошел к камину и подкинул в него пару березовых поленьев. Когда он увидел, что пламя занялось не на шутку, то снова обратился к слегка ошеломленному курсанту.

– А теперь, собственно, займемся тем, ради чего вы действительно сюда и пришли. Сейчас, убив меня и обставив все, как самоубийство, вы сможете, наконец-то, осуществить план своей давней мести за родных вам людей. Смерть меня уже давно не пугает… Так что начинайте, курсант Карпицкий…


Дачный поселок ФСБ. Одна из улиц рядом с дачей Судоплатова

Машина с сотрудниками ФСБ уже была припорошена снегом, а внутри спали те, кому была поручена прослушка телефонных и иных разговоров Судоплатова.


Дача Судоплатова

Утром следующего дня Карпицкий одетым проснулся на диване в гостиной. Он бросил тусклый взгляд на стол, уставленный тарелками с остатками закусок и открытыми бутылками, а также на пистолет, лежавший на краю стола.

С трудом поднявшись, он разделся, прошел в ванную, где принял душ. Чуть позже, перепоясанный полотенцем, Кирилл вышел на крыльцо.

Судоплатов стоял на берегу своего пруда, любуясь первыми лучами солнца нового дня, уже перевалившимися через верхушки усыпанного снегом леса. Услышав скрип двери, генерал оборачивается.

– Живой?

– Можно сказать и так… Это сколько же мы вчера выпили?

– Не важно. Собирайтесь и поторопитесь, чтобы не опоздать на свою электричку. Я объясню более короткий путь… На столе пакет с бутербродами, позавтракаете в дороге. Сами виноваты, коллега, слишком долго спите.

Уже у калитки генерал что-то объяснял Кириллу, потом какое-то время смотрел на удаляющуюся фигуру курсанта, а перед тем как уйти домой, дружески помахал рукой проснувшимся сотрудникам Управления оперативно-технических мероприятий.




Часть вторая

Свой среди чужих



Дача Судоплатова

Проводив Кирилла, генерал пошел к дому. На крыльце, отряхнув ботинки от снега, он прошел в гостиную, а затем и в свой кабинет, где из глубины книжной полки извлек блокнот. Перелистав несколько страниц и, очевидно, найдя нужное место, он сел в кресло и погрузился в воспоминания…


Воспоминания:


Октябрь 1933 года. ОГПУ. Кабинет Менжинского

Переступив порог кабинета, Судоплатов увидел председателя ОГПУ Вячеслава Рудольфовича Менжинского и начальника Иностранного отдела Абрама Ароновича Слуцкого.

– Проходите, Павел Анатольевич, – начал Слуцкий. – Не тушуйтесь, заодно и познакомимся с вами поближе. Присаживайтесь к столу.

Павел сел напротив Слуцкого, и теперь они оба смотрели на Менжинского, который перелистывал папку с личным делом Судоплатова.

– А вы, оказывается, везунчик, Судоплатов, – начал Менжинский. – Столько лет в такой круговерти находиться, в плену побывать, в нескольких захватах лично участвовать и даже ни одной царапины не получить. Это редко кому удается. Для этого нужно каким-то особым даром обладать. Я прав, Павел Анатольевич?

– Мне цыганка в возрасте десяти лет нагадала, что я, когда вырасту, буду в большом кабинете сидеть и решать судьбы человеческие. Никому до этого об этом не говорил, вам первому…

– Правильно делали, что никому про это не говорили. Будем считать, что и мне с Абрамом Ароновичем этого не говорил. Хотя теперь понимаю, что и наш выбор был не случайным. Два слова о вашем задании. Польское посольство довело до нашего сведения, что вчера во Львове террористом был убит советский дипломат, а точнее, наш сотрудник Алексей Майлов. Прокуратура возбудила уголовное дело. Во Львов едет следователь прокуратуры и наш эксперт. Вы едете туда как журналист. Пусть никто не знает, что вы владеете украинским языком. Ваша задача внимательно наблюдать за передвижениями и встречами членов вашей группы. А главное – слушать, особенно то, что будет переводиться с обоих сторон. Задача понятна?

– Так точно, товарищ Менжинский!

– Очень хорошо. А теперь пройдите с товарищем Слуцким в его кабинет, где он вас посвятит в детали вашей командировки.

Павел, а вслед за ним и Слуцкий вышли из кабинета Менжинского.


ОГПУ. Кабинет Слуцкого

В своем кабинете начальник Иностранного отдела Абрам Аронович Слуцкий достал из стола папку с документами, подготовленную для Судоплатова.

– Вы едете как журналист столичной газеты «Известия», – начал Слуцкий инструктировать своего офицера. – Вот ваши билеты в оба конца, вагоны купейные, рядом с нашими работниками. Это удостоверение сотрудника газеты, а вот несколько экземпляров самой газеты с вашими статьями, прочитаете в поезде.

– Но я же…

– Не перебивайте, пожалуйста. Главное слушайте, кто и что говорит, как это встречающей стороной переводится. Главное, попытайтесь оценить истинное положение дел во Львове и то, кто возглавляет там украинских националистов. Сейчас вы пройдете в бухгалтерию и получите суточные. – Тут Слуцкий открыл сейф, который стоял у него за спиной. – А это доллары уже от меня, чтобы вы могли позволить себе снять хороший номер в гостинице, немного приодеться и питаться в ресторане. О том, что вы сотрудник ОГПУ, ваши коллеги не знают. Кстати, я им приказал, чтобы они за вами приглядывали. Поэтому они будет только рады, если вы все время будете мешаться у них под ногами. Теперь ступайте домой, попрощайтесь с Эммой Карловной и в 20.00 вечера будьте на вокзале.


Львов. Советское консульство

Группу представителей ОГПУ и столичного журналиста полпред принимал в своем кабинете.

– Сначала убийство в Варшаве советского полпреда Войкова, теперь попытка убить уже меня. Будь этот сельский хлопчик немного поумней, то понял бы, что перед ним не консул, а его секретарь. Жаль Алешу Майлова, толковый был работник. Чуть не забыл. Обращаю ваше внимание и на тот факт, что убийца даже не собирался сбежать…

– А вот это уже действительно странно… – подал голос Судоплатов.

– Это объясняется очень просто, – вступил в разговор следователь. – Предположим, что организаторам убийства, для придания этому теракту гласности, очень нужно было, чтобы его арестовала именно польская полиция и судил польский суд, на котором украинские националисты и попытаются публично обнародовать свой протест, скорее всего, по поводу голода на Украине.

– А есть какие-то соображения, кто именно из националистов стоит за этим убийством? – снова поинтересовался Судоплатов.

– Это, коллеги, придется выяснить уже вам… Могу лишь добавить, что при задержании молодой человек заявил, что действовал в соответствии с приказом Организации украинских националистов (ОУН), а в качестве мотива поступка указал месть за репрессии, а также, как вы и предположили, голод в Советской Украине. У этих националистов, чтобы перечислить лидеров, пальцев на руках не хватит. Не исключаю возможность, что приписать себе это убийство захотят многие. Более не смею вас задерживать. Любая помощь с моей стороны вам гарантирована.

Вскоре следователь прокуратуры и эксперт начали восстанавливать события этой трагедии. Эксперт осматривал приемную, а следователь прокуратуры беседовал с курьером, который и встретил террориста.

– Лемик появился в консульстве около полудня, – начал Гавриил Мандзий. – Он расписался в книге регистрации посетителей под именем Дыбенко и потребовал встречи с консулом для обсуждения своего возможного переезда на постоянное место жительства в УССР. Сказать, чтобы он сразу вызывал подозрения, я не могу, но меня все же насторожила некая его суетность. И потом он словно бы задумался, когда нужно было указать свою фамилию. Я подумал, что волнуется, ведь человек пришел обсудить вопрос о перемене своего постоянного места жительства. После чего провел его в приемную, а сам ушел. Выстрелы услышал уже курьер Иван Джугай и попытался блокировать входную дверь, чтобы помешать нападавшему выйти и устроить пальбу внутри консульства. Иван получил тогда ранения в левое плечо и в правую ладонь. Выстрелы, естественно, услышали, в консульстве началась паника. Что мне оставалось делать? Я заблокировал входную дверь, а сам выпрыгнул в окно и начал звать на помощь полицию.

– А мы можем поговорить с этим курьером?


Еврейское кладбище во Львове

К столичному журналисту, который внимательно разглядывал надписи на надгробиях, вскоре подошел молодой человек примерно одного с ним возраста.

– Вы кого-то ищете? – спросил он.

– По надгробиям смотрю, как ваше кладбище пополнялось с каждым очередным погромом.

– Это грустные страницы нашей истории. Разрешите представиться – сотрудник еврейской газеты «Хвиле» Иосиф Майен. Вы кого-то потеряли?

– Моя жена пострадала во время погрома в Харькове.

– Так товарищ с Украины?

– Родился в Мелитополе. Сейчас работаю в Москве. Разрешите представиться, сотрудник газеты «Известия» Полин Евгений Витальевич.

– Приехали во Львов, я так понимаю, по случаю судебного процесса над нашим дурачком Лемиком?

– Грустно, когда те, кто называют себя националистами, воюют чужими руками. Причем используют людей, часто даже не понимающих, во что их втянули…

– Я в курсе… Ему за тридцать монет купили ботинки, чтобы было в чем прийти в ваше консульство. Отзвук этого теракта более ударил по Польше, а нам сейчас совсем нет необходимости бодаться с Советами.

– Если не для публикации, то кто, собственно, стоит за этим терактом?

– Я думал, что ваше всесильное НКВД уже давно все знает. Тем более что об этом знает весь Львов, так как украинские националисты уже вторую неделю на радостях пьют. Мы могли бы зайти в одно такое кафе, оно рядом. И вы сами бы все увидели и услышали… Тем более что меня там знают, я опубликовал цикл статей о феномене львовских кафе, писал и про это кафе.

– Так в чем же заключается феномен львовских кафе? – задал свой вопрос Судоплатов, когда они направились к выходу с кладбища.

– Это своего рода духовные островки, которые являются собственностью его постоянных посетителей. Их интерьер, меню, привычки хозяина и официантов – все это соответствует характеру его завсегдатаев. Именно они играют роли парламентариев, а хозяин лишь подчиненный им премьер-министр.

– Любопытное распределение ролей. Я так понимаю, что, войдя в любое кафе, уже можно понять, чем оно дышит, чем живет, что в нем обсуждается, чем там могут накормить.

– Все верно, а вот и то кафе, что вас может заинтересовать. Говорить внутри мы можем спокойно, так как у вас хорошее украинское произношение.


Кафе на окраине Львова

Был полдень и в кафе было занято лишь несколько столиков. Судоплатов сразу заметил, что в одном углу два столика были сдвинуты, за ними трапезничали два человека. Перед ними стояли еще двое, и явно при оружии. И они о чем-то громко говорили.

Иосиф усадил гостя в противоположной части небольшого зала, затем пошел к барной стойке, чтобы поприветствовать хозяина и заодно сделать заказ.

В это время один из гостей, тот, к которому обращались стоявшие, швырнул в ближайшего охранника снятым с ноги сапогом.

– Прости, батька, прости, просрали сегодня москалей, – заголосили сразу оба, падая на колени.

– Уйдите с глаз моих, простого дела уже поручить никому не могу.

И подручные, сначала вернув батьке сапог, пулей выскочили из зала.

В это время с двумя полными бокалами пива к столу, где сидел Судоплатов, подсел и Майен.

– Ваших следователей, как я понял, потеряли… – сказал он улыбаясь. – Сетуют, что к зданию дипмиссии выставлена полицейская охрана. Я вам скажу больше, вышло распоряжение власти о временном запрете проводить во Львове митинги и собрания. Даже священникам предписывается в проповедях временно не касаться политических вопросов.

– Выходит, что Советы для Польши сейчас меньшее зло?

– Просто вы, русские, более предсказуемые, чем, например, немцы. И у вас все на лице написано… Когда вы врете, то краснеете. Совестливые очень, – ответил Иосиф, улыбаясь.

– Есть такое. А кто, кстати, этот батька, что позволяет себе в общественном месте разбрасываться сапогами?

– Степан Шухевич с братом Романом, который будет адвокатом этого гимназиста. Я так понимаю, что вы будете присутствовать на суде?

В это время Судоплатов впервые в своей жизни попробовал пиво. И, отхлебнув большой глоток, чуть не поперхнулся.

– Понимаю, вопрос глупый…


Здание Львовского Окружного суда

Суд над Лемиком – убийцей секретаря советского консула во Львове, продолжался недолго из-за признания подсудимого. Он был приговорен к высшей мере наказания, но, ввиду его молодости, позже приговор был заменен на пожизненное заключение.

И вот журналисты с фотокамерами и киноаппаратами суетятся у крыльца здания, в котором проходило судебное совещание. Можно было увидеть выходящего из здания консула, которого в этот день охраняла польская полиция. Именно к нему в первую очередь и бросились журналисты.

На крыльцо вышли и следователи из Москвы, а вслед за ними и Судоплатов с Иосифом.

У крыльца стояла и небольшая толпа продолжавших скандировать лозунги националистического характера. Правда, в этот день польская полиция не давала им возможности проявлять излишнюю активность.

– Ты сейчас куда? – поинтересовался Иосиф у столичного коллеги.

– Нас пригласил консул, а затем на вокзал. Наш поезд отходит в 16.00.

– Если ты не против, я приду тебя проводить…

– Не против, меня еще никто и никогда в жизни не провожал. Ты будешь первым…

И оба улыбнулись.


Советское консульство

В зале приемов был установлен уже закрытый и украшенный гроб с телом убитого Алексея Майлова. В соседнем кабинете накрыт поминальный стол. Там же находились все работники консульства и трое приезжих из Москвы.

– Товарищи, сегодня мы одержали пусть и не большую, но победу! – начал консул, держа в руках наполненную рюмку. – Не сложно было заметить, как польский суд разумно пресекал любую попытку перевести уголовное дело в разряд политического и не давал националистам возможности возбуждать население Львова против Советского Союза. Но, прежде чем мы поднимем бокалы за эту победу, я предлагаю помянуть нашего погибшего товарища Алексея Майлова, чье тело мы сегодня проводим в Москву.

Все молча выпили.


Львов. Железнодорожный вокзал

В присутствии московских следователей гроб с телом Майлова погрузили в специальный вагон. Когда вагон закрыли, чекисты поднялись в соседний, где у них были забронированы места в отдельном купе.

– Ты видел нашего журналиста? – спросил эксперт следователя прокуратуры, когда они шли по вагону в сторону своего купе.

– Что он тебя так интересует?

– Он весь день с каким-то молодым евреем общается, – пояснил эксперт.

– Может, у них любовь, – произнес следователь, уже улыбаясь.

– Да идите вы, я в своем рапорте об этом обязательно сообщу, – пробурчал чекист и, прежде чем войти в свое купе, огляделся по сторонам.

Когда дверь купе за ними закрылась, то с противоположной стороны в вагон вошли Павел и Иосиф.

– Пора, наверное, прощаться, – сказал Судоплатов, открывая свое купе, расположенное по соседству с купе, в котором находились следователи.

– Я договорился с проводником, и если ты не будешь против, проеду с тобой до следующей станции… – сказал Иосиф и достал из своего портфеля бутылочку коньяка.

– Приятно, конечно, но предупреждать надо, я бы приготовился к торжественным проводам, – сказал чекист, потом открыл свой портфель и достал те самые газеты «Известия», которые ему передал перед отъездом Слуцкий. – Тогда я до вагона-ресторана и обратно, а ты пока почитай мои вирши… – И, улыбнувшись, Судоплатов вышел из купе.

Поезд тронулся. Иосиф раскрыл газету и стал внимательно просматривать заголовки. Вот он увидел статью своего нового знакомого и начал ее читать. Через некоторое время раздался стук в дверь.

– Открыто… или у тебя руки заняты?

Иосиф, продолжая держать в руках газету, встал и открыл дверь купе.

Сначала он увидел незнакомого мужчину, а затем услышал и сам выстрел.

Когда с пакетом, полным снеди, Судоплатов вошел в свой вагон, навстречу ему бежал взволнованный проводник.

– Что-то случилось? – спросил его чекист.

– Там ваши соседи и ваш, я так понимаю, товарищ… Убиты. Я к начальнику поезда.

Павел открыл дверь своего купе. Молодой журналист лежал на полу, а его рубашка уже была пропитан кровью.

– Иосиф, прости. Ты ведь мою пулю схлопотал…

В соседнем купе Судоплатов обнаружил убитыми своих коллег. У одного в руках был револьвер, и Павел посчитал возможным взять его оружие. И если принять во внимание, что ему навстречу никто не попался, то убийца или убийцы могли уйти только в сторону багажного вагона.

Войдя в тамбур, Павел увидел, что дверь в служебный вагон открыта. Он взвел курок револьвера и осторожно сделал первый шаг. Первое, что он увидел, была распахнутая дверь грузового вагона и двоих бандитов, тащивших к дверному проему гроб с телом погибшего дипломата. От распахнутой двери их отделяло не более трех метров.

Когда Павел первый раз в жизни прицелился в живого человека, то вспомнил лицо жизнерадостного Иосифа и лишь после этого плавно, как его учили, нажал курок.

Первым выстрелом он поразил того, кто был к нему спиной. Убитый не то чтобы выронил гроб, он всей массой своего тела просто рухнул на его крышку, после чего усиленная тяжесть гроба сделала свое дело, сбив с ног второго бандита, который, не устояв на ногах, вывалился в открытый проем вагона.

А Павел продолжал стрелять, пока не кончились патроны…


Москва. Квартира Менжинского

Вячеслав Рудольфович, полулежа на своем диване, тонким лезвием ножа затачивал простой карандаш. Делал это предельно осторожно, чтобы не повредить грифель и не насорить на диване. Затем он аккуратно собрал весь мусор на бумажку, а уже саму бумажку опустил в ведро для мусора, что стояло рядом с диваном. И лишь после этого поднял глаза на Судоплатова.

– Это надо же… Снова один из всей группы в живых остался. Тут уже не знаешь, что и думать. Или арестовать вас, как окопавшегося врага, или к награде представить? – произнес Менжинский, глядя в упор на Судоплатова. – Да, задали вы нам задачку. Теперь попробуйте сформулировать общие соображения по результатам командировки.

– Очевидно то, – начал Судоплатов, стараясь говорить спокойно, – что лояльная реакция польских властей на протест, высказанный советской стороной, а также открытый характер судебного процесса по делу об убийстве Майкова вызваны скорее всего желанием польской стороны вызвать удовлетворение Москвы, а это дает нам возможность предполагать, что на сегодняшний день у поляков нет иного выбора, кроме как продолжить сближение с СССР…

– Дорогой Павел Анатольевич, – начал в ответ Менжинский. – Мы с вами работаем не в Комиссариате иностранных дел, а в ОГПУ. Нам нужно ваше суждение о возможности скорейшей нейтрализации верхушки украинских националистов, осевших в Польше и устроивших эту наглую провокацию, в результате которой погибли наши люди.

– Есть какие-либо мысли по этому поводу? – вступает в беседу стоящий рядом Слуцкий.

– Вы не против, если будет несколько пространно? – ответил вопросом на вопрос Павел.

– Пусть будет пространно, мы люди терпеливые. Слуцкий, присаживайся, что стоишь. Итак, слушаем вас внимательно, – произнес Менжинский и даже откинулся на спинку своего дивана.

– К нашему соседу в Мелитополе повадились крысы, – начал Павел.

Менжинский и Слуцкий недоуменно переглянулись, а Судоплатов продолжал:

– И тогда он поставил во дворе большую металлическую бочку, а на дне и по центру установил кирпич, затем залил дно бочки водой, оставив лишь сухой торцевую площадку кирпича. Далее еще проще. Сверху отверстие бочки он накрывал куском плотной бумаги с крестообразным разрезом в центре, куда клал кусок сала, а к самой бочке приставлял пологую доску… Дальше продолжать?

– Не тяните, Судоплатов. – Слуцкий уже начал ерзать на кресле. – Начали, так говорите…

– В общем, после того как первая крыса проваливается в бочку, то ей на помощь спешат остальные. Таков закон их взаимного сохранения. Вскоре крысам уже не хватает места на сухом пятачке, и тогда они начинают биться за собственные жизни. Когда остается две-три твари, то голод приводит к тому, что они начинают убивать друг друга уже ради еды… Та, что останется последней, становится крысой-людоедом.

– И что с ней делают? – снова задал вопрос Слуцкий.

– Выпускают на волю, зная, что вскоре она пожрет всех своих сородичей… И последней убивают уже ее.

– И что из всего это следует? – задал вопрос Менжинский.

– То, что Шухевич, как я понял, уже давно соперничает с другим лидером – Бандерой, а тот с Коновальцем. Вот и нужно их постепенно стравливать, пока они сами друг друга не сожрут.

– Предположим, – вступает в разговор Слуцкий. – Но чем тогда можно объяснить убийство следователей и попытку выбросить гроб с телом Алексея Майлова из поезда?

– Думаю, что это результат их полного отчаяния, нервного срыва, наступившего после того, как националисты поняли, что желаемого эффекта теракт во Львове не дал…

– Послушайте, Судоплатов, а что вы до сих пор бумажки в отделе кадров перебираете? – неожиданно сменил тему разговора Менжинский. – Нет ли желания самому стать сотрудником-нелегалом, работающим за рубежом?

– Я толком и стрелять-то не умею. Да и о жизни на Западе ничего не знаю.

– Оружием нелегала-аналитика является голова, а не наган, – продолжал Менжинский, приподнимаясь. – Но и хорошо стрелять мы вас обязательно научим. К тому же мне известно, что вы кроме украинского владеете румынским, польским и немецким языками. А то, что касается ваших сомнений о неумении и незнании жизни на Западе? Поездка во Львов показала, что вы в короткий срок способны легко и органично вживаться в чужой образ. Но главное это то, что вы умеете мыслить самостоятельно, а это очень важно в нашей работе.

– Можно мне тогда с женой посоветоваться? – спросил Павел, огорошенный этим предложением.

Менжинский и Слуцкий переглянулись и согласно кивнули головой. И тут впервые на их лицах Судоплатов увидел добродушные улыбки.


Квартира Судоплатовых в Москве

Эмма Карловна была уже дома и писала отчет о прошедшем дне. С этого года она занималась кураторством сети осведомителей в созданном Союзе писателей и в среде творческой интеллигенции Москвы. Работа, скажем так, малоприятная, когда вдруг узнаешь, что любимый писатель шел к власти, в том же Союзе писателей, злобно оговаривая и практически по головам своих товарищей по цеху.

Как опытный психолог, она сразу заметила, что с мужем, вернувшимся со службы домой, что-то происходит.

– Павел, у тебя все в порядке на работе?

– Да, радость моя… Просто…

– Что просто?

– Мне предлагают работу за рубежом…

– Это же хорошо, что тебя смущает?

– А если мы месяцами, а может, и годами, не будем видеться. Я не смогу так…

– Это работа, Павел! Как молодой член Коммунистической партии ты не имеешь права говорить не могу… Просто ты должен сам понять, где от тебя может быть больше пользы для родины. А теперь пойдем, накормлю тебя ужином. И прежде чем ты согласишься, а если и не согласишься, надо бы нам с тобой в отпуск к твоим родным съездить…

– Вряд ли получим сейчас отпуск. Я присутствовал при телефонном разговоре Менжинского с кем-то из ЦК партии, ему сказали о нежелательности инцидентов подобных тому, что произошло во Львове. В ответ Менжинский сказал, что готовит внедрение нашего агента в самое осиное гнездо, а это означает, что мы будем в курсе всех замыслов националистов.

Эмма какое-то время молча смотрела на мужа, а потом сказала:

– Какой же ты все еще ребенок. Взрослый ребенок. Ведь это Менжинский с представителем ЦК о тебе говорил… Поэтому и говорил в твоем присутствии, чтобы ты понял всю ответственность предстоящего дела. В ОГПУ уже все уверены, что этим агентом будешь ты, а ты все еще сомневаешься. Ой, котлеты подгорают. Пойдем ужинать, нелегал ты мой любимый.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Судоплатова разбудил стук в дверь. Он почти всю ночь не спал, разбирая архивные документы, и сегодня позволил себе чуть дольше поспать.

Он вышел к двери и, увидев знакомого курсанта, открыл дверь.

– Доброе утро, Павел Анатольевич! Я вам французские «круассаны» к завтраку принес.

– Тогда пошли вкушать твои, как ты их назвал, круассаны… Я тут дневник свой просматривал, так и быть, после завтрака расскажу тебе немного о последующих годах своей службы.

Но уже за завтраком Судоплатов начал свои воспоминания:

– Прежде чем было принято окончательное решение о моей новой работе, произошло еще нечто, о чем я узнал позже. Точнее, был телефонный разговор Менжинского со Слуцким.


Воспоминания:


ОГПУ. Кабинет Менжинского

Менжинский попросил секретаря соединить его со Слуцким.

– Что там с Судоплатовым? Он готов к самостоятельной работе?

– Так точно, Вячеслав Рудольфович… Осталось еще одно испытание.

– Хорошо. Держите меня в курсе.


Улица Москвы

Утром по дороге на службу рядом с Судоплатовым остановилась легковая машина. И вышедшие люди в штатском предложили чекисту проехать вместе с ними.


Комната дознания в ОГПУ

Допрос Судоплатова шел всю ночью. Вопросы, которые задавал следователь, в основном касались его поездки во Львов.

– А вам, Судоплатов, молодой журналист Иосиф Майен по ночам не снится? Это надо же, так хладнокровно убить его и своих товарищей по работе.

– Его-то для чего мне нужно было убивать?

– Скорее всего, он случайно узнал о том, что вас завербовал Шухевич или Бандера? Отвечайте! Мы все равно, рано или поздно это выясним…

Судоплатов уже начал проваливаться в сон.

– Не спать!

– Я вам уже в сотый раз повторяю, что в момент убийства журналиста Майена и сотрудников следствия я был в вагоне-ресторане, что может подтвердить проводник поезда, который и сообщил мне об этом убийстве, когда я возвращался с продуктами из вагона-ресторана…

– Я понимаю, алиби себе сделали с целью более глубокого последующего внедрения в ОГПУ. Не спать…


ОГПУ. Кабинет Менжинского

Менжинский поднял трубку своего телефона:

– Слуцкий? Слушаю тебя, Абрам Аронович? Говоришь, третий день держится? Думаю, достаточно… Заканчивайте с этой проверкой. Завтра утром оба ко мне в кабинет.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Судоплатов и Кирилл уже прикончили оставшиеся круассаны и теперь курсанту доверили мыть посуду.

– Возможно, что такие проверки и нужны… – начал Кирилл, расставляя посуда по полкам. – Но по мне, так это бесчеловечно, ломать своих, которые уже в течение ряда лет кровью и делом доказали свою преданность органам безопасности.

– Ты прав… Вся беда наших карательных органов, о чем я могу сейчас говорить открыто, заключалась в том, что, обучая новое поколение слушателей академии внешней разведки, ее преподаватели, а среди них были и бывшие офицеры генерального штаба царской армии, по сути, готовили своих же собственных палачей. Когда эти «ученики» через несколько лет уже чему-то научились, то, словно иудины дети, квалифицированно сфабриковали дела, обвинив своих учителей в антисоветской деятельности и признав шпионами одновременно всех существующих разведок мира. В тот же день без суда и следствия сами же их расстреляли в подвалах академии. Правда, еще через десять лет и они были расстреляны, уже своими учениками, по сфабрикованным аналогичным делам.

– Это же какой-то сумасшедший дом…

– Согласен. Но именно так, с завидной иезуитской дотошностью, периодически обновлялся состав Разведпрома и ОГПУ. И как следствие проведенных чисток, стал изменяться возрастной и национальный состав советских разведчиков. На смену латышским, польским и даже еврейским фамилиям пришли русские и белорусы, в графе о социальном происхождении которых уже значилось «из рабочих» и «из крестьян»… Произошло и нечто, еще до сих пор необъяснимое. Поначалу подло преданная, где-то просто проданная, систематически разваливаемая и даже сама себя пунктуально истребляющая, еле живая внешняя разведка Советского государства по крупицам вместе со всей страной начинала возрождаться и к началу Второй мировой войны стала одной из самых сильных в мире. Правда, наше поколение, к сожалению, уже привыкло к жестокостям такого рода потерь. Я уже тогда начал понимать, если бы мы проявляли больше терпимости и старались бы понять противную сторону, не стремиться во что бы то ни стало ее уничтожить, то неоправданных жертв с обеих сторон было бы меньше…

– Если вы не против, я упомяну об этом в своем дипломе.

– Дерзай…

– А теперь не могли бы вы рассказать о своем первом задании уже как разведчика-нелегала?

– Тогда заканчивай с мытьем посуды и устраивайся поближе… На следующий день, как только меня выпустили из камеры, Слуцкий отвез меня домой, чтобы я переоделся, и вскоре мы были уже в кабинете у Менжинского. Его ум был ясным, а операция, к которой меня готовили, была практически полностью им продуманной. Меня лишь аккуратно к ней подводили.


Воспоминания:


ОГПУ. Кабинет Менжинского

– В нашей тюрьме, – без предисловий начал Слуцкий, – сидит некто Лебедь, который является руководителем подпольной сети ОУН. Этот бывший офицер австро-венгерской армии с 1915 по 1918 год вместе с Коновальцем сидел в лагере для военнопленных под Царицыном. Там они и познакомились. Обоих освободила революция. Тогда-то Коновалец и выбрал Украину, а еврейские, политические и уголовные погромы стали методом его борьбы за ее самостийность. Так вот, во время одного из таких погромов этот самый Лебедь был ранен и взят в плен. Принимая во внимание его тесное сотрудничество с Коновальцем, мы перевели его в Москву…

Далее разговор продолжил Менжинский.

– Ваша задача попытаться его завербовать, пообещав сохранить жизнь. Не станем скрывать, что мы не надеемся на положительный результат, но попытаться стоит. Вы можете отказаться, никто вас за это не осудит.

– Товарищ Менжинский, мне понятна и сложность и ответственность. Правда, для этого, как я понимаю, мне снова придется оказаться в камере.

– Вы все верно понимаете. Какие будут соображения?

– Нам с этим Лебедем придется скорее всего вместе сбежать, чтобы моя легенда была более правдоподобной. И придумайте, пожалуйста, повод, чтобы нам оказаться в одной камере.

– Мы вас поняли. Теперь насчет легенды, раз уж вы о ней упомянули. Даю вам три дня на ее разработку. – Тут Менжинский заглянул в рабочий календарь и сделал там пометку, а потом продолжил разговор: – Сегодня пятница. Все должно быть готово к понедельнику. Далее работаете непосредственно с товарищем Слуцким. Вас раз в неделю будут вызывать на допросы. Когда поймете, что Лебедь готов к побегу, сообщите следователю, что готовы дать признательные показания, но не ему, а кому-то из вышестоящего начальства. На той встрече, скорее всего с Абрамом Ароновичем, вас посвятят в детали побега. А теперь ступайте…

Павел вышел, оставив руководителей ОГПУ в кабинете одних.

– Думаете, справится? – спросил Слуцкий Менжинского.

– Этот выкрутится. У него, при кажущейся заторможенности, ум своеобразный. Под стать Лебедю. Я так думаю, что и эта заторможенность у него искусственная, просто она дает ему время обдумать свои ответы на наши вопросы… А теперь пора собираться, нам нужно еще получить добро на начало операции в Кремле.


Квартира Судоплатова в Москве

Эмма вышла в прихожую, как только услышала, что Павел вернулся домой.

– Устал?

– Немного… Родная моя, я дал согласие на работу за границей и какое-то время меня не будет дома.

– И куда тебя направляют?

– В тюрьму, а потом… скорее за границу.

– Это все, что я могу знать?

– Нет, мне дали два дня, чтобы я разработал свою легенду… Ты мне поможешь?

– Обязательно, но только после того, как ты поужинаешь. Кто тебе еще в тюрьме борщом и белорусскими драниками кормить будет.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Карпицкий какое-то время сидел молча. Скорее всего, он думал, а сможет ли его первая любовь Ольга Мальцева так же понимать и его, если придется долгие годы проводить за границей? А потом сказал, обращаясь к Судоплатову:

– У вас удивительная жена…

– Согласен. Упокой, Господи, ее душу. Кстати, как только решился вопрос о том, что я становлюсь агентом-нелегалом, то Эмму сразу же перевели в Иностранный отдел НКВД. Я тогда еще не знал, что Слуцкий хотел, чтобы именно через нее я мог поддерживать связь с Центром. С этой же целью она даже прошла специальный курс. Но вернемся к рассказу о составлении нашей совместной легенды…


Воспоминания:


Квартира Судоплатова в Москве

Судоплатовы сидели в гостиной за традиционно круглым столом, который освещался милыми нашему сердцу абажурами. На столе стояла чернильница и лежали листы чистой бумаги, а в руках Эммы была перьевая ручка. Она уже обмакнула перо и была готова записывать легенду для мужа.

– Пиши, – начал диктовать Судоплатов, – я родился в 1907 году, 24 июня…

– Кто бы знал… А, впрочем, действительно нужно как можно больше правды, чтобы ты сам потом не запутался, где у тебя правда, а где ложь. А о своем крещении указывать будешь?

– Давай, хоть они там все в основном католики. Крещен в православной вере в Ивангородской церкви города Умани Киевской области Украины.

– Теперь нужны родители… И их фамилия.

– Хорошо, тогда фамилия отца будет Яценко, – предложил Павел. – Это фамилия священника, который нас с Николаем окрестил, научил меня украинскому языку и которому я многим обязан.

– Согласна. Тогда ты – Павел Анатольевич Яценко. А имя брату оставляем Николай, тут уж точно не ошибешься. А что насчет мамы?

– Напиши, что мать не помню, что она умерла, когда мне было три года…

– Теперь о твоем образовании? Со школой церковно-приходской все понятно, а дальше?

– А вот дальше… – И тут Павел, словно бы войдя в будущий образ, начал говорить: – Проклятые коммуняки за участие в национально-освободительном движении расстреляли моего отца…

– Тогда уже и хату сожгли… – предложила Эмма. – После чего ты со старшим братом оказался на улице и без родителей, и без куска хлеба.

– Согласен… – сказал Павел и продолжил: – Брата я потерял, когда он пошел за кипятком и отстал от поезда, а потом, уже позже, узнал, что он умер от голода, который был тогда на Украине.

– Сколько же тебе тогда годков стукнуло? – уточняла Эмма.

– Выходит, что одиннадцать…

– Придется тебе тогда, любовь моя, в детском доме оказаться, – предложила жена.

– Не против… За свое усердие и хорошее поведение в возрасте пятнадцати лет стал помощником воспитателя и работал в детском доме города Умани до его закрытия в 1927 году.

– Получается, что до двадцати лет… И что потом?

– После закрытия детского дома, я подался в Харьков, где меня приняли на работу уже воспитателем детского дома. Там директор был украинцем…

– Хорошо, уточним, что он был украинским националистом, – добавила Эмма.

– Точно. Он же и мне помог поступить в Институт народного образования…

– Надо же, оказывается, как много я еще про тебя не знала… – писала Эмма улыбаясь.

– Не отвлекайтесь, барышня. В 1934 году после окончания института я был принят учителем в среднюю школу города Харькова.

– У этой школы номер есть?

– Да, № 29, мы там в свое время склад с оружием обнаружили.

– И что дальше?

– Вернувшись после учебы, я снова восстановил свои доверительные отношения с директором детского дома. И вскоре по его рекомендации был готов нелегально выехать за кордон для прохождения там теоретического и практического курса борьбы с советской властью. Ну, как тебе?

– Думаю, что с поставленной задачей мы справились. Сейчас все аккуратно перепишу и будешь всю ночь учить…

– Эмма, возможно, что меня завтра отправят в тюрьму, мы же потом с тобой уже можем и…

– Что можем? Не увидимся? Коммунист Судоплатов, как вам такие мысли в голову могут приходить? В ближайшее время предстоит выполнение важного государственного задания, а вы…

– Эмма… – еще раз повторил Павел, глядя на жену так, словно уже видит ее в последний раз.

– Павел Анатольевич… – сказала Эмма улыбаясь. – Я же вам сказала, что сейчас все аккуратно перепишу и… так уж и быть, приду к вам, только не засните там раньше времени.

Ликующий Павел, поцеловав жену в щечку, ушел в спальню, а Эмма стала переписывать легенду для украинского националиста Павла Анатольевича Яценко.


ОГПУ. Кабинет Менжинского

В понедельник утром в кабинете Менжинского снова встретились Слуцкий и Судоплатов. Рудольф Вячеславович внимательно читал составленную накануне легенду. Но вот он отложил листок в сторону.

– Товарищ Судоплатов, – обратился Менжинский к Судоплатову, – а почему вы нигде не указываете фамилию директора этого детского дома, да и фамилии других людей?

Судоплатов молчал, словно вопрос был обращен совершенно к другому человеку.

– Судоплатов, где вы витаете, вас спрашивают, почему вы не называете фамилии… – вступил в беседу Слуцкий и сам же замолк, уже понимая, что с этого момента будущий агент будет отзываться лишь на свою новую фамилию. – Понятно, тогда спросим иначе, – начал вторую попытку улыбающийся Слуцкий. – Яценко, вас спросили, почему вы нигде не указываете фамилий.

Менжинский согласно кивнул головой, было понятно, что ему понравилось то, как ведет себя сегодня Судоплатов.

– Лгать не хочу, но эту и другие фамилии не называю сознательно, так как эти люди в настоящее время в подполье ведут борьбу не на жизнь, а на смерть против москальско-жидовского закабаления Украины. И называть их фамилии принципиально не стану. – отвечал, четко выговаривая каждое слово, Судоплатов.

– Вы тут не переигрываете? Это я насчет москальско-жидовского… – произнес Менжинский, переглянувшись со Слуцким, после чего Судоплатов встал с кресла и дальше говорил уже стоя:

– Я с самого раннего детства унаследовал от отца любовь к своей родине, своему языку, пережил трагическую гибель от голода родного брата Николая, видел, как Россия, вне зависимости от того, какая она – большевистская или монархическая, хищнически разворовывает и эксплуатирует наши природные богатства. Все это со временем сформировало во мне уже не просто политическую сознательность, а ненависть к советской власти. Поверьте, скоро, очень скоро все окончится нашей окончательной победой. Хай живе вильна Украйна!

Какое-то время руководители ОГПУ сидели молча, прервал молчание Слуцкий:

– Взрастили на свою голову…

– Молодец, все правильно, – вновь подал голос Менжинский. – И в добрый путь, как говорится, хотя он будет для вас смертельно опасен. Товарищ Сталин одобрил нашу операцию. Сегодня для вас начинается новая жизнь и личная борьба с руководством украинских националистов за рубежами нашей родины. Поверьте, это умные и коварные люди, уже много лет работающие в подполье, а поэтому помните, что вам всегда надо быть начеку. И последнее, уже для Павла Яценко. Можете записать на свой личный счет убийство чекистов в поезде Львов-Москва… Об этом, кому надо, дадут знать в тюрьму, куда вас сегодня снова отвезут…


Камера в здании ОГПУ

Во второй половине дня за осужденным Судоплатовым, точнее, теперь уже за Павлом Анатольевичем Яценко, вновь закрылась дверь одиночной камеры.

На допросы его стали вызывать каждый день, где по несколько чесов в специально оборудованном помещении его обучали приемам рукопашного боя и владению оружием.

Через две недели в подвалах ОГПУ прорвало трубы, и заключенных вынуждены были перевести в камеры второго этажа, а так как таких камер было немного, то их поместили по двое, а где-то и более человек.

Так террорист Яценко, расстрелявший в поезде советских чекистов, о чем по тюрьме уже прошел слух, оказался в камере с одним из лидеров украинской подпольной организации ОУН Василем Лебедем.

Три дня оба молча присматривались друг к другу. Первым подал голос Лебедь:

– Так и будем в молчанку играть?

– Мне с тобой детей не крестить, могу и дальше молчать…

– Ладно, давай как на духу, за что сидишь?

– Святой отец, прости грешного, не по своей воли, а с дуру токмо…

– А если без прибауток? – продолжал Лебедь.

– Во Львовском поезде кто-то двух чекистов убил… И пока рядом никого не было, я пошерстил их карманы…

– Что взял?

– Наган и мандат сотрудника ЧК… Хотел с его помощью кое у кого в Киеве немного золотишка к своим рукам прибрать… Да не вышло… На выходе неожиданно шмонать начали.

– Так, говоришь, с дуру… И без какого-либо убеждения?

– Я в политику не лезу, там живо голову потерять можно.

– А родители?

– Хату, мать, батяню и сестренку младшую аккурат снаряд красноармейский с землей сравнял. Так что я теперь как бы круглый сирота и без собственного угла. А тут еще убийство приписывают.

– Складно рассказал. И что теперь делать собираешься?

– Ждать…

– Не понял. Чего ждать?

– Когда ты мне что-то предложишь. Иначе с чего ты весь этот разговор начал. Может быть, тебе помощник нужен…

– Молодец, соображалка работает. Если честно, то хочу еще подышать свежим вольным воздухом… Компанию составить не желаешь?

В это время за дверью камеры раздался громкий голос надзирателя:

– Яценко, на выход, к следователю.


Комната дознания в здании ОГПУ

Следователь, который должен был допрашивать, уже сидел за столом и что-то писал.

– Ну что, Яценко, пришло время отвечать за убийство наших сотрудников. Так что на днях я передаю ваше дело в суд… Сейчас распишитесь в том, что ознакомлены с обвинением…

– Но я же еще не успел даже признаться…

– Поздно…

– Нетушки… Вызывайте старшего, хочу дать чистосердечные показания.

– Не дуркуй, Яценко. Я тут старший…

– От вас ничего не зависит, поэтому буду говорить только с комиссаром. Готовится еще один теракт… Какое сегодня число?

– Одиннадцатое мая, и что это меняет?

– У вас осталось всего три дня… Так что поспешите за комиссаром.

– Сука, ну смотри, если за нос водишь. Конвой, уводите его.


Камера в ОГПУ

Павла вернули в камеру, и он, ничего не говоря, плюхнулся на свою койку.

Лебедь ничего не спрашивал, но его удивило, что буквально через час сокамерника вновь вызвали на допрос.


Комната дознания в здании ОГПУ

Когда Судоплатова снова ввели в комнату дознания, там уже был Слуцкий.

– Здравствуй, Павел! Как ты?

– Нормально…

– А вот у нас не совсем. Вчера в своей квартире умер Вячеслав Рудольфович.

– Своей смертью?

– Наши эксперты темнят. Типа сердечная недостаточность, а он на сердце никогда не жаловался. Мне удалось узнать, что накануне его кто-то навещал. Больше пока ничего не знаю.

– Искренне жаль…

– Мне тоже. А теперь по делу. Уже известно, что скоро будет реорганизация. Наш отдел пока не трогали, а поэтому нам с тобой придется слегка форсировать события, – говорил Слуцкий, одновременно вытаскивая из своего портфеля пакет. – Эмма Карловна просила привет тебе передать и даже пирожков напекла. Так что жуй пирожки и слушай внимательно, как ты с Лебедем выбираться отсюда будешь. Завтра во время приема пищи, – здесь Слуцкий вытащил еще один, но уже меньший пакет, – эти пирожки съешь вместе с Лебедем. Когда вы с острым отравлением окажитесь с санитарном блоке, не беспокойся, там вам обоим сделают необходимую инъекцию, а так как вы особо важные арестанты, то потребуется ваша срочная госпитализация. Ну а по дороге в больницу вас якобы освободят твои друзья – националисты.

– А как они сумели обо всем договориться?

– Подкупили следователя, который и передал вам эти отправленные пирожки, он же завтра организует вашу отправку в больницу.

– Это же ваш человек…

– Мы тоже так считали, а оказался эсером и предателем. Поэтому мы и прислали его для твоих допросов. Послезавтра о вашем побеге и о его предательстве напишут все газеты…

– Предположим, – согласился Павел, – а кто будет нашим проводником на границе?

– Знакомый тебе Андрей Жабин.

– Вы что, его в Москву перевели?

– Нет, его сюда перевели по рекомендации кого-то из ЦК компартии Украины. У тебя есть какие-то опасения?

– Они еще окончательно не проверены.

– Мы думали, что так будет лучше, если, кроме Жабина, никто не будет знать о твоем первом задании. Может, пока не поздно, поменяем проводника? – предложил Слуцкий.

– Жабин уже знает о предстоящем задании? – уточнил Судоплатов.

– Вчера вернулся с границы, готовил место вашего перехода…

– Не будем ничего менять, чтобы это не вызвало у него подозрения.

– Тогда будем считать, что операция началась.

И Слуцкий, неожиданно для Павла, крепко обнял его, словно прощался.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Генерал и Кирилл сидели в кабинете. Курсант на высокой лестнице, с помощью которой можно было доставать книги с верхних полок, а Судоплатов в своем кресле.

– Прям как в кино… – начал Кирилл.

– Это вы про что?

– Про ваш побег… – откликнулся курсант.

– Голову, правда, поломать пришлось основательно, чтобы это, как ты говоришь, кино сложилось, – согласно произнес в ответ Судоплатов. – Лебедь, явно обидевшись, что все решили за него, даже на какое-то время отстранился от меня. Но время все расставило по своим местам. Лебедь, как главный представитель подпольной сети ОУН, начал совершать инспекционный рейд по Украине с целью выявления готовности боевых групп националистов для захвата власти в случае возможной войны. Все это время я был рядом. Через год, после того как основные очаги националистов были взяты под наблюдение местными органами ОГПУ, Лебедь неожиданно предложил руководству ОГПУ рискованную поездку в Берлин для нашей встречи с Коновальцем и, может быть, с руководителями германской разведслужбы. В наших последующих отношениях с ним все изменил случай… Это произошло при переходе нами финской границы.


Воспоминания:


Пограничная полоса. Раннее утро

Жабин подвел Лебедя и Судоплатова к месту, приготовленному им для перехода границы. Туман был таким плотным, что не было ничего видно на расстоянии вытянутой руки.

– Вам оставалось только пересечь пролесок, и вы будете уже на финской территории, – говорит им Жабин, показывая направление движения. – Идите, пока туман густой…

Павел шел впереди и вскоре понял, что земля под ногой становится топкой. Он остановился и стал искать подходящий березовый ствол, чтобы с его помощью сделать шест и продолжать дальнейшее движение по болоту уже с его помощью.

– Не занимайся ерундой, тут идти осталось не более ста метров… – сказал появившийся из тумана Лебедь.

– Береженого бог бережет, – ответил Павел, продолжая осторожно сгибать и подтачивать ствол березки.

– Тогда догоняй, – сказал Василь и двинулся вперед, перескакивая с кочки на кочку.

Через пару десятков метров чекист увидел Лебедя, погруженного по грудь в топь. Одновременно услышал и разговор двух финских пограничников, которые стояли метрах в пятидесяти от них, что и объяснило вынужденное молчание Василя, неожиданно провалившегося в трясину.

Чекист лег на землю и протянул конец своего шеста Лебедю. Тот за него ухватился, и вот уже оба застыли в ожидании прохода караула.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

И снова мы в библиотеке генерала, и снова Кирилл задает свои уточняющие вопросы:

– Выходит, что вы спасли тогда ему жизнь?

– Жизнь спас, но вот его вещи, а главное, все наши деньги утонули в том болоте.


Воспоминания:


Июнь 1934 года. Финляндия. Конспиративная квартира

Месяц спустя прибыли связные от Коновальца. Некто Грибивский, по кличке Канцлер, из Праги и Андриевский из Брюсселя.

Павел открыл незнакомцам дверь, но не впускал.

– Ну… – начал Грибивский.

– Баранки гну… – ответил ему Кирилл.

Возможно, что они дальше бы препирались, но из комнаты вышел Лебедь.

– Долго же вы ехали, господа… – сказал он им вместо приветствия.

– Нужно было вас проверить, – ответил Грибивский.

– Проверили? – переспросил Лебедь.

– Вы, слава богу, человек нам известный, а вот ваш спутник.

– Для начала, он мой племянник, – неожиданно для Павла сказал Лебедь.

– Это меняет дело… Вот ваши паспорта. До Берлина добираетесь через Стокгольм…

– Деньги привезли?

– А у вас что, своих денег нет?

– Если бы я не утопил их в болоте, то не сидел бы здесь в ожидании ваших паспортов, а давно был бы в Берлине.

– Деньги мы привезли тоже, – начал уже Андриевский, раскрывая свой баул. – Пересчитайте и распишитесь в получении. – И он начал выкладывать на стол пачки денег. Это были немецкие марки.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Генерал и Кирилл все еще общались, находясь в кабинете.

– Он назвал вас племянником? – удивился Кирилл. – Вы об этом заранее договаривались?

– Нет, это была его личная инициатива. Прямо скажем, для меня неожиданная. Я уже заметил, что он обладал феноменальной способностью очень быстро переваривать любую полученную им информацию, а по складу своего характера делал оригинальные выводы и совершал часто непредсказуемые поступки. Скорее всего, я ему действительно уже был нужен. И скорее всего он догадывался, что я чекист.

– А что, если Лебедь уже увлекся начавшейся игрой и видел себя в роли этакого супершпиона на службе ОГПУ.

– Возможно. Думаю, что авантюристическому складу ума этого решительного офицера было скучно в роли главного представителя ОУН на Украине, скучно совершать эти бессмысленные и постоянные инспекционные поезди, а главное, ничего не делать. Он скорее всего почувствовал азарт настоящего охотника. То есть мысленно уже проигрывал саму возможность своего перехода на сторону красных лишь с целью попытаться переиграть хваленую немецкую военную разведку. А я ему был необходим как возможная наживка.

– Получается, что вы стали просто необходимы друг другу, – продолжил Кирилл, развивая мысль генерала.

– Именно так. Иначе для чего тогда он начал рассказывать мне о том, как они с Коновальцем похозяйничали на Украине. А когда разговор коснулся его ухода вместе с Коновальцем и Петлюрой из окружения, в которое они попали в балке Туманная, он вдруг сказал, что им помог один из сотрудников ЧК, который убил стоявшего с ним рядом красноармейца из оцепления. Я тогда промолчал, не стал показывать, что это меня интересует, но уже понимал, что Лебедь начал какую-то собственную игру. И тут важно было не прозевать момента, когда он захочет меня обменять на более крупную фигуру.

– Иметь такого человека на своей стороне – это как подарок судьбы, – сказал курсант.

– Согласен, но эта игра должна была вестись не по его, а по нашим правилам.

– Это верно. И как же вы добрались до Берлина? – мгновенно поменяв тему, спросил курсант Карпицкий.

– Не без приключений… Паспорт, который мне дали на имя Николоса Баравскаса, был выданный литовскими спецслужбами по просьбе руководства ОУН, а вот о чем они думали, когда подбирали фото этого Николаса?


Воспоминания:


Порт Стокгольма. Причал

Младший офицер уже возвращал паспорта пассажирам, которые прошли пограничный контроль. Увидев явное несоответствие фотографии на паспорте, он остановился напротив Судоплатова в нерешительности.

– Простите, вы жид? – в конце концов спросил пограничник.

– Нет, а это что-то меняет?

– Меняет… Глядя на фотографию в вашем паспорте, можно подумать, что сам Иисус снизошел на нашу землю…

На помощь снова пришел Лебедь.

– Тайная полиция, – тихо сказал он офицеру на финском языке. – Этот человек – русский шпион, мы следим за ним. Если вы не хотите сорвать важную операцию, то немедленно верните ему паспорт и улыбнитесь, чтобы он ничего не заподозрил… Ну же…

Паспорт Кириллу вернули, и офицер даже попытался улыбнуться.


Июнь 1935 года. Берлин. Конспиративная квартира Коновальца

Квартиру для Коновальца в здании Этнографического музея предоставила германская разведка. Вот вам и ирония судьбы. Немцы уже давно лелеяли мысль захвата наших территорий, оставив в резервациях лишь молодую и выносливую рабочую силу. И, помещая в этнографический музей террориста, не иначе как подспудно давали ему понять о том месте, которое он действительно в скором будущем заслужит.

Коновалец встретил их с распахнутыми руками. Он долго обнимался и целовал Лебедя. Делал это искренне и Кирилл даже увидел выступившие слезы на его глазах. Любопытно было и то, что Коновалец имел некое портретное сходство с Адольфом Гитлером. А может быть, поняв о своем сходстве, стал и сам стараться ему подражать.

– Как же я рад, Василь, что тебе удалось бежать, а мне снова обнять тебя на дружественной нам немецкой земле. Поверишь, но доверия нет никому. Ни своим, ни немцам. Постой, а кто этот молодой человек?

– Племянник…

– Он сидел с тобой? – уточнил Коновалец.

– Нет, он помог мне бежать, потом спас жизнь, когда в Финляндии я чуть не утонул в болоте…

– Рад приветствовать племянника моего боевого сотоварища в борьбе за свободу нашей Украины.

– Хай живе вильна Украйна! – мгновенно произнес Павел уже знакомые нам слова.

Коновалец тут же зацеловал и его.

– Пойдемте в столовую, я вас накормлю с дороги, – сказал явно взволнованный встречей Коновалец. – А то я уже думал, Василь, что потерял тебя навсегда.

– А я к тебе с подарком, – сказал Лебедь. И полез уже в свой баул, откуда вытащил богато украшенную коробку дорогих шоколадных конфет… – Это самое лучшее, что я нашел для вас в Стокгольме.

– Вижу, что не забыл про мою слабость, – сказал Коновалец, принимая конфеты. – Но вам я их не дам, – сказал он и поставил их на полке в ряду с другими коробками шоколадных конфет. – Мы будем пить пиво и есть немецкие сосиски. Это они умеют делать лучше, чем в нашей родной батькiвщине.

– Наверное, они добавляют в сосиски чуть больше мяса… – негромко произнес Павел и увидел, как пронзительно скользнул по нему взглядом Коновалец.

– А племянник-то твой, оказывается, не глуп, – произнес он, обращаясь к Лебедю. – Нужно будет отправить его в Лейпциг, пусть пройдет курс в нацистской школе. Сейчас это нам очень важно. Ты ведь еще не знаешь, что я уже дважды имел личную встречу с Адольфом Гитлером. Видел бы ты, как Бандера бесился, когда ему об этом сообщили. Впрочем, вы же с дороги. Милости прошу к столу.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Судоплатов и Кирилл покинули кабинет генерала и тоже направлялись в сторону кухни.

– Пойдемте, коллега, и мы перекусим, а то уже в горле все пересохло. Ставьте снова чайник, доставайте все, что есть в холодильнике, будьте как дома.

– Выходит, что вы Лебедю тоже стали нужны.

– Очевидно.

– Любопытно, Павел Анатольевич, и то, что… – продолжил Кирилл тот диалог, наполняя чайник водой, – как я понял, вашей главной целью и было как раз внедрение в ближайшее окружение Коновальца. И всю эту работу за вас неожиданно сделал сам Василь Лебедь. Что это? Снова непредсказуемое везение?

– Нет, коллега, это не везение. Это всего лишь способность человека оказываться в нужное время в нужном месте. Если в том, что ты делаешь, нет собственной корысти, а есть лишь искреннее желание помочь родному Отечеству, например, то тогда тебе на помощь приходят, скажем так, некие невидимые силы. Об этом мне говорили и наши лучшие разведчики. Позже я обращу твое внимание на такого рода, казалось бы, случаи. А теперь налей мне, пожалуйста, чаю…

Какое-то время они пили чай и ели сваренные Кириллом сосиски.

– Я бы не отказался сейчас от немецкой сосиски, если честно… – произнес курсант, дожевывая отечественные.

– В данный момент ничем помочь тебе не могу, но лет через десять у тебя, как я уже понимаю, будет такая возможностью. А пока поведаю тебе еще несколько слов о немецкой нацистской школе в Лейпциге. Точнее, о школе, которая в действительности была тайной школой немецкой контрразведки и через которую прошли почти все будущие оуновские руководители.

– А с самим Коновальцем во время учебы в этой школе вам еще удавалось видеться?

– Да. И его беседы со мной становились с каждым разом все более доверительными. Одновременно с этим его появления в школе и наши совместные беседы во время прогулок по территории школы, например, невольно укрепляли и мое собственное положение в этой школе.

– И о чем же вы беседовали на этих прогулках?

– В этот период он занимался тем, что готовил административные кадры для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить в самое ближайшее время. И в этом освобождение, как ты понимаешь, националисты должны будут выступать в союзе с немцами. А членов их бандформирований планировалось использовать в качестве будущих полицейских сил. Помню, как во время одной из таких прогулок по городу нас кто-то бесцеремонно сфотографировал. Поверишь, но я почему-то мгновенно понял, что от этого снимка ко мне непременно придет беда…


Воспоминания:


1938 год. Улица Берлина

Уличный фотограф, который снял гуляющих по городу Коновальца и Павла, достал из фотоаппарата отснятую кассету и, опустив ее в непроницаемый пакет, передал Коновальцу, получив от того две марки.

– Зачем вы это сделали? – спросил Павел у Коновальца.

– Нет ничего предосудительного, чтобы дать немного подзаработать уличному фотографу.

– Я не об этом. Очевидно, что это берлинские коллеги проявляют интерес к новому человеку, который неожиданно оказался в вашем окружении.

– Может быть, ты и прав… Не обращай внимания, главное, чтобы они нам и дальше платили деньги на наше правое дело…

– Но вы же знаете, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках… – промолвил Павел.

– Не будем об этом больше…

И дальше они весь обратный путь шли уже молча и каждый думал о чем-то своем.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Курсант Карпицкий с утра готовил дрова для камина, раскалывая их на мелкие части.

– Думаю, что накололи уже достаточно, – сказал подошедший к нему генерал. – Можно относить все в дом.

– У меня из головы не выходят ваши слова о том, что вы почувствовали реальную угрозу для себя в тот момент, когда вас сфотографировали, – размышлял Кирилл, начав собирать наколотые дрова.

– Да, это даже был некий внутренний голос, известивший об опасности.

– И что… Действительно, этот снимок оказался для вас опасным?

– Не сразу. Это случилось уже в самом конце войны. Люди из контрразведки захватили в Западной Украине двух диверсантов. У одного из них была эта самая фотография. Когда его спросили, кто изображен на снимке, он ответил, что не знает, но получил приказ при возможности ликвидировать того, кто моложе. Когда эту фотографию переслали в Москву, то я сразу вспомнил ту встречу с фотографом. Ладно, обошлось и слава богу. Пошли в дом, пора камин затапливать…

Кирилл аккуратно заложил в камин дрова, а генерал подал ему коробок спичек для растопки, и вот уже дрова, охваченные пламенем, стали весело потрескивать.

– Выходит, что все-таки внутренний голос… – продолжал что-то уточнять для себя курсант.

– Чаще всего… Или сомнение. Как только оно возникает, то тут же следует остановиться и все еще раз перепроверить.

– Сомнения, они ведь у всех присутствуют…

– Сомнение сомненью рознь. Когда ты сомневаешься в том, какой, например, галстук купить, – это одно. Поверь, то, о чем я говорю, не всегда возникает даже в критические момента. Сомнение – это тоже своего рода предупреждение, чтобы ты сломя голову не бросился в полынью. Сомнение и еще то, что внезапно и самыми разными способами, а главное, помимо твоей воли, пытается тебя приостановить. Помню, как в 1946 году я был во Львовской области. Мы закончили операцию по разгрому еще одном банды, которая длилась более года. И мои товарищи уже думали о новых чинах и наградах. В общем, кто-то из местных пригласил нас всех в баню по случаю окончания этой операции. И вдруг сообщают, что будет звонок из Москвы и нужно кому-то остаться. Мне хотелось в баню, но что-то подсказывало, что нужно остаться и дождаться звонка. Знал бы ты, как же я потом ерзал, сидя в кресле дежурного в ожидании этого звонка, а потом велел солдатику-водителю гнать что было мочи к этой баньке и к праздничному столу. И надо же такому случиться, чтобы вдобавок еще и шину прокололи. Какое-то время ушло тогда на замену колеса.


Воспоминания:


Львовская область. Банька

Встав из-за стола, двое чекистов, чуть покачиваясь и друг друга весело подначивая, вошли в баню, где начали раздеваться. И вскоре, судя по жизнерадостному оханью, были уже в парной.

В это время кто-то подпер дверь бани кряжистым поленцем, а потом поднес приготовленный заранее хворост. И обложил им ту баньку, после чего вытащил коробок и зажег спичку.

Когда подъехала машина с Судоплатовым, то от бани остались лишь одни головешки.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Какое-то время Судоплатов и Кирилл просто сидели и молча смотрели на языки пламени, которое мирно лизало стены домашнего камина, возможно, думая о том огне, который в наших личных историях очень часто бывает беспощадным.

– Павел Анатольевич, как вы думаете, зачем вы были нужны Коновальцу?

– Могу лишь предполагать. Шакалы, чтобы ты знал, по своей природе так устроены, что не доверяют никому. Глотку перегрызут всякому, кто только лишь позарится на их добычу. Так и с Коновальцем, который уже знал, что я, рискуя жизнью, вытащил Лебедя сначала из тюрьмы, а потом еще и из болота. Чтобы сделать свою легенду более действенной и с целью завоевания теперь уже его доверия, я передал ему содержание одного услышанного мною разговора заместителя Бандеры с молодыми националистами.

– А что это был за разговор?


Воспоминания:


Лейпциг. Нацистская политическая школа

На одном из занятий, где присутствовало около двадцати украинских националистов, Костырев, пользуясь временным отсутствие немецкого офицера, который должен был проводить занятие, решил проверить молодых националистов на верность Коновальцу.

– И что мы тут штаны попусту протираем. Надо делом доказывать свою верность идеалам самостийной Украины. Я, например, понимаю Бандеру. Он уже получил связь с хорватскими националистами, осуществил террористический акт с убийством во Львове секретаря советского консульства. Участвовал в организации убийства югославского короля Александра и министра внутренних дел Польши – генерала Перацкого, который нес ответственность за репрессии против украинского меньшинства в Польше. А Коновалец только руками разводит. Да и что взять со старика… Станет мешать, тогда геть старого индюка.

Националисты стайкой окружили Костырева. А так как с коллегами по нацистской партийной школе Судоплатов держался абсолютно независимо, то он позволил себе высказать несколько слов в защиту старика.

– Хорошо говоришь, Костырев, вот только аудиторией ошибся. Мы все здесь учимся активной борьбе с советами лишь благодаря этому старику. Он, а не Бандера уже дважды лично встречался с Адольфом Гитлером, а немецкая разведка знает, на кого им делать ставку в начинающейся борьбе за Украину. И не Коновалец, а Бандера сейчас сидит в польской тюрьме. Старик, как ты говоришь, сто раз прав, когда говорит, что сейчас важно собрать наши силы и волю, чтобы сохранить их для решающей битвы, когда начнется война между Германией и Советским Союзом. А это наступит очень даже скоро. Нужен будет единый мощный кулак, а не разовые акции, которые доставляют лишь головную боль польской полиции, да и немцам, а мы к тому же теряем еще и своих лучших боевых товарищей…

В это время в аудиторию вошел преподаватель, и все разошлись по своим местам.

Начальник школы майор Хорст прослушивал разговор, который только что состоялся в одной из аудиторий его школы. Раздался стук в дверь, и он выключил магнитофон.

В кабинет вошел преподаватель школы – обер-лейтенант Гюнтер Глоссе.

– Разрешите войти, господин майор?

– Проходи, Гюнтер, присаживайся…

– Уже слушали?

– Да… Как вам состав этой группа, обер-лейтенант?

– Быдло самодовольное…

– Кто-то достоин нашего внимания?

– Я бы обратил ваше внимание на курсанта Яценко. Ум острый, информированный, к тому же он доверенное лицо господина Коновальца.

И офицер кладет на стол фото, где изображен Коновалец и Судоплатов.

– Хорошо, – ответил майор, разглядывая снимок. – Оставьте мне его личное дело и какое-то время пусть наши люди понаблюдают за ним…

– Есть, господин майор.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Огонь уже более смиренно играл в камине, а наши герои продолжали начатый диалог.

– К тому времени, – продолжал опытный разведчик, – мы уже хорошо знали, что все эти теракты, которыми хвастался Костырев, финансировались непосредственно абвером, разведывательной и контрразведывательной службой вермахта. В этой школе немцы скрупулезно выбирали тех, кто затем мог бы быть использован ими на оккупированных территориях, а на остальных собирали компромат, чтобы потом было легче использовать их как исполнителей разного рода акций. Кстати, при первой же встрече с Коновальцем я передал ему содержание этого конфиденциального разговора. Видели бы вы, коллега, как побледнело его лицо…

– А мне почему-то на глаза еще не попалась информация об убийстве националистами министра внутренних дел Польши Перацкого…

– Значит, проглядели… И главное, Бандера в борьбе за укрепление своей личной власти даже не подумал тогда, что именно в это самое время между Польшей и Германией был подписан договор о дружбе. То есть, это был уже второй случай, когда украинские националисты, «выйдя из-под контроля» властей, пытались решать свои проблемы, действуя на территории Польши и против интересов самой Польши.

– Если можно, то чуть подробнее о самом теракте…

– Изволь, расскажу. Деталей, правда, уже не помню… Это произошло, если мне память не изменяет, в 1934 году в Варшаве. Практически в самом центре столицы, у дверей ресторана, куда министр каждый день приезжал обедать. Убийца, некто Мацейко, как потом стало известно, планировал взорвать гранату. Скажу больше, организаторами предполагалось, что террорист погибнет вместе с министром, но граната почему-то не взорвалась…


Воспоминания:


1934 год. Польша, Варшава. Ресторан «Лига клуб»

Украинский террорист, стоявший у тумбы с афишами, увидел, как генерал после обеда вышел из ресторана и теперь на крыльце ждал свою машину. Бандит достал гранату и быстро пошел по направлению к министру. Но получилось так, что генерала кто-то окликнул из глубины ресторана и он повернулся спиной к убийце. Казалось бы… но тут брошенная граната по какой-то причине не захотела взрываться, и тогда террорист, выхватив револьвер, произвел несколько выстрелов в спину, смертельно ранив генерала.

Звуки выстрела частично заглушил шум двигателя подъехавшей за генералом машины. Этим и воспользовался террорист, бросившись бежать вверх по одной из улиц. Несколько человек, ставших свидетелями убийства, бросились в погоню, но убийца сумел успеть проскочить перед идущим трамваем и скрыться в одном из подъездов ближайшего дома, где быстро сбросил свой плащ, а револьвер опустил в корзину для почты. После, уже неузнаваемый, он спокойно вышел на улицу, где и слился с толпой.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Кирилл и Судоплатов стояли на крыльце дачи генерала, когда курсант обратился к генералу с очередным уточняющим вопросом:

– Террориста тогда поймали?

– Нет, хотя за его поимку была назначена заоблачная сумма в 100 000 злотых. Но, нет худа без добра, следствие установило причастность Бандеры к организации этого и предыдущего теракта во Львове, а потому и судили его за неоднократное участие в организации политических убийств. И приговорили к смертной казни. Однако буквально за десять дней до казни во Второй Речи Посполитой объявили амнистию и смерть заменили пожизненным заключением. В тюрьме главарь украинских националистов просидел до начала Второй мировой войны. А теперь, коллега, попробуйте угадать, кто освободил Бандеру из тюрьмы?

– Немцы…

– Все верно. Он им после убийства Коновальца в 1938 году был нужен как воздух. Ну а теперь и для тебя, Кирилл, есть важная информация. По моему умозаключению, твоих родственников, Сару и Павла Штейнбергов, как это сегодня говорят, слили… Кто-то из управления ОГПУ, возможно, что играя с англичанами или ради своих личных целей, пожертвовал твоими родными. Или это был тот самый враг, существование рядом которого я все время чувствую. Если даст бог еще поживу, то постараюсь ответить и на этот вопрос.

– Благодарю вас…

– Конечно, приятно, но благодарить не за что… Теперь это уже наше общее дело…

– Я сегодня, к сожалению, не смогу у вас остаться… Меня девушка в Большой театр пригласила…

– Странные пошли времена, если девушки стали покупать юношам билеты в театр. Вы там, коллега, главное, не засните… А теперь ступайте. Понадоблюсь, милости прошу.

И старый генерал снова остался стоять на крыльце своего дома, глядя на удаляющуюся фигуру будущего чекиста новой формации.




Часть третья

Бомба в коробке из-под конфет



Дача Судоплатова

Судоплатов вернулся в гостиную и сел в кресло у камина. Воспоминания уже не оставляли его, и он снова погрузился в события, которые происходили в 1936 году, когда Коновалец неожиданно взял его с собой как бы в инспекционную поездку в Париж для встречи с эмигрантами, поддерживающими его деньгами. К тому же он получал деньги и от немцев, что позволяло ему играть этакого роль щедрого и властного лидера могущественной организации.


Воспоминания:


Март 1936 года. Париж. Кладбище

Коновалец и Судоплатов, который по фальшивым литовским документам был теперь Павлом Яценко, подъехали к кладбищу на такси.

– Здесь похоронен кто-то из ваших близких? – поинтересовался Павел, когда увидел, что Коновалец покупает цветы.

– Можно сказать, что именно близкий. А если точнее, то здесь похоронен великий человек – Симон Петлюра, – ответил он, ведя Судоплатова по дорожкам французского кладбища. – Многие годы он был знаменем украинского национализма и моим самым любимым вождем, хотя в молодом возрасте очень хотел быть священником. В 1914 году он был редактором журнала «Украинская жизнь» и даже какое-то время ратовал за поддержку Первой мировой войны и за то, чтобы украинцы были на стороне России, за что был обвинен в пророссийских настроениях. Затем занимался вопросами снабжения армии при правительстве Украины и вскоре явил свой ораторский талант. В войсках его любили. Именно поэтому, когда после провозглашения Украинской Народной Республики воцарился хаос, он согласился возглавить секретариат военных дел УНР и оказался талантливым военачальником, которому в начале 1919 года удалось сосредоточить в своих руках всю военную и гражданскую власть на Украине. Более того, он реорганизует армию, которая становится силой, способной даже остановить Красную армию. И тогда, чтобы окончательно добиться полного освобождения Украины, он приглашает в союзники Антанту и Польшу. Но у них были свои интересы, сильная, единая и свободная Украина была им не нужна. После чего армия Петлюры терпит одно поражение за другим. Он сам иммигрирует в Польшу, а затем и в Париж, где вскоре погибает от рук фанатика…

– И что этот фанатик хотел?

– Мести… Как потом стало известно, в 1918 году несколько членов его семьи погибли во время еврейских погромов. На суде он доказывал, что от рук петлюровцев. Возможно… Но при чем здесь Симон Васильевич? Если честно, то антисемитизм петлюровцев был конечно же чрезвычайно диким. Интересно и то, что убийца, выстреливший несколько раз, даже не пытался скрыться. И вот тут-то началось самое интересное. Вся европейская еврейская элита выступила в его защиту… А то, что сам Симон Васильевич, оставаясь в душе христианином, в жизни никого не убил, скажу более, был противником антисемитизма и даже признавал положительную роль еврейских партий в строительстве новой Украины, это уже на суде никого не интересовало… Судили показательно, но не столько его убийцу, а более погромную похоть. Сделали все так, чтобы неминуемая наказуемость была доведена до сведения всех нынешних и будущих погромщиков…

– Смею ли я предположить, что убийца был оправдан?

Молчание Коновальца было ответом на его вопрос.

Вот и могила Петлюры со скромным надгробием. Коновалец перекрестился и наклонился, чтобы положить цветы. Возможно, что и Судоплатов купил бы цветы, но его кошелек был давно пуст. И тогда Кирилл, после того как перекрестился, достает из кармана пиджака носовой платок и кладет на него горсть земли с могилы, а затем, завернув так, чтобы земля не высыпалась, убирает уже во внутренний карман.

– Что все это значит? – с некоторым удивлением спрашивает Коновалец.

– Часть этой земли, с могилы вашего любимого вождя, я увезу с собой на Украину. А уже там, в память о нем, мы посадим дерево, присыпав его корни этой освященной землей, и будем за ним ухаживать…

– Сынок, как же я тебе за это благодарен, – сказал Коновалец и явно с волнением его обнял.

Когда Коновалец и Судоплатов выходили с кладбища, то какой-то молодой мужчина неожиданно выхватил револьвер и начал по ним стрелять. Павел повалил Коновальца на землю, практически закрыв собой. Стрелявший явно был взволнован и стрелял хаотично. И все же Судоплатов получил сквозное ранение в левую руку. Ранены были и еще два случайных прохожих. Сам же нападавший был застрелен подоспевшим полицейским.

– Вот вам и еще один фанатик, – промолвил Судоплатов, помогая подняться с земли Коновальцу.

– Я был бы спокоен, если бы это был фанатик, но теперь этого не узнать. У тебя кровь, ты ранен?

– До свадьбы заживет… – попытался пошутить Павел.

– Спасибо тебе, сынок… А сейчас срочно в больницу.

В это время подъехал санитарный автомобиль и, несмотря на протесты Павла, его забрали в больницу.

После этого акта самопожертвования доверие Коновальца к племяннику Лебедя заметно возросло.


Гостиница в Париже

Через неделю Коновалец, опять-таки на такси, забрал Судоплатова из больницы и довез до гостиницы, в которой остановился.

– Я обещал врачам, что ты еще три дня будешь на постельном режиме, – начал Коновалец, не выходя из такси. – Поправляйся, через три дня я заберу тебя с собой в Вену… – сказал, захлопнул дверцу и уехал.

Когда Павел вошел в гостиницу, то был не столько удивлен, сколько всерьез встревожен, так как у стойки регистрации он увидел свою жену – Эмму.

То, что у Павла рука была на перевязи, заметила и мгновенно побледневшая Эмма.

– Милейший, нет ли почты для постояльца 16-го номера? – как можно спокойнее спросил Павел, подойдя к портье.

– Нет! Желаете что-то еще? – спросил он.

– Да! Мне должны скоро позвонить. Переводите, пожалуйста, звонок на ресторан, где я буду обедать, – сказал Судоплатов.

– Как скажите… – ответил портье.

И когда гость направился в сторону ресторана, то портье обратился уже к молодой женщине:

– Мадемуазель, вы уже решили, какой номер будете заказывать?

– Главное, чтобы это было невысоко, – начала Эмма. – Второй, максимум третий этаж. И окна не должны выходить на солнечную сторону…

Когда Эмма вошла в ресторан, то увидела Павла, который сидел так, чтобы за его спиной оставался свободный столик, что давало бы им возможность, сидя спиной друг к другу, общаться практически незаметно. Она присела к столу и, взяв в руки меню, делала вид, что внимательно его изучает.

– Что с рукой? – было первое, что спросила Эмма.

– Прикрыл собой Коновальца. Ранение, слава богу, сквозное, не опасно. А вот почему ты здесь. Вот это действительно опасно.

– Меня к этому готовили, а тебя разве не предупредили?

– Нет, я был бы против…

– Прошу, не начинай. Вижу, что в весе немного потерял, но выглядишь хорошо. Да и выбрит. Если бы только не рука…

После того как они пообедали, а Эмма выпила чашку чая с эклером, точнее с двумя, Судоплатову пришлось признаться жене, что у него нет денег и ему нечем заплатить за обед. Жена, вложив деньги в свое меню, передала его мужу. Точнее, они обменялись меню.

Еще раз подошел официант:

– Еще что-то желаете?

– Да, три эклера и кофе, но уже в 21-го номер… – произнесла Эмма, затем, заплатив, она встала из-за стола и покинула зал ресторана, оставив Судоплатова, который после ухода жены рассчитался за свой обед и лишь после этого облегченно вздохнул.



Судоплатов, оглядевшись по сторонам и убедившись, что гостиничный коридор пуст, постучался в номер жены.

– Войдите, – прозвучало в ответ.

Павел вошел в ее номер. Они обнялись, и какое-то время он, держа раненую руку на весу, не выпускал из своих объятий жену.

– Ты хотя бы кто? – шепотом спросил Судоплатов жену.

– Студентка из Женевы…

– А сколько тебе лет, студентка?

– Не волнуйся, за совращение малолетней тебя не арестуют…

– Хоть за это спасибо.

– Ты долго еще собираешься меня допрашивать? – спросила Эмма и уже сама поцеловала мужа.

Утром за завтраком в гостиничном номере Судоплатов подробно рассказал Эмме о деятельности Коновальца, о его прямых контактах с Абвером и встречах с Адольфом Гитлером. И в последнюю очередь уже о составе учащихся нацистской школы и встречах Коновальца с украинскими эмигрантами.

– А вот это будет интересно уже тебе! – начала в ответ Эмма. – Твой «дядя» Лебедь сам вышел с нами на контакт. Представляешь… В Москве от такой наглости все на ушах стояли. Он сообщил, что появилась возможность оформить тебя радистом на советское судно, которое регулярно заходит в иностранные порты. Руководство считает, что это даст тебе возможность поддерживать постоянную связь между оуновским подпольем на Украине и националистическими организациями за рубежом. Скоро он приедет к вам, чтобы с Коновальцем согласовать твое возвращение в Россию.

– Дай-то бог…

– И самое последнее. ОГПУ упразднили. Теперь мы сотрудники НКВД, которое возглавляет комиссар Генрих Ягода.

– Хрен с ним с этим новым комиссаром. Немедленно возвращайся домой. Прошу тебя. Рядом со мной быть опасно. Лучше через Швейцарию.

– Не беспокойся. Я сейчас же уеду в Берн.


Вена. Концертный зал

В придворной опере Вены, куда Коновалец пригласил Павла, шла опера Моцарта «Дон Жуан». Судоплатов, еще недавно наставляющий Павла, чтобы тот ненароком не заснул в опере, сам начал погружаться в легкий сон. Спал и сидящий рядом Коновалец. Из погружения в сон Павла выбил легкий толчок в спину. Он напрягся и начал медленно оборачиваться… За его спиной, широко улыбаясь, сидел Лебедь.

После окончания оперы ужинали уже втроем: Коновалец, Лебедь и Судоплатов-Яценко.

– Что я могу сказать… – размышлял Коновалец, прервав еду. – Очень не хочется отпускать твоего племянника от себя, но раз того требует дело, пусть возвращается в Россию. Только у меня к тебе, Василь, будет личная просьба, убедись сам, что он благополучно перейдет границу… Не хватало еще, чтобы он снова оказался в болоте.


Пограничная полоса

Ранее осеннее утро. Золото зелени в туманной дымке не предвещает, казалось бы, никакой опасности. Лебедь вышел с Павлом к уже знакомым местам.

– Кажется, здесь… Ты извини, но я дальше не пойду, хватит с меня одного купания в этой болотной жиже.

– Так, кажется, или все же здесь? – уточнял Павел.

– Жабин заверил меня, что переходить нужно здесь.

– Он нас с тобою и в прошлый раз заверял, да на болото вывел, – негромко произнес Павел.

– Да вроде кочек не видно. Там впереди ручей, а за ним уже ваша сторона. Помни, что насчет судна договоренность достигнута, там капитаном знакомый мне офицер. Так что место радиста оставлено за тобой. Ну ступай, а у меня свои планы…

– Я так понимаю, что больше не увидимся?

– Я вам помог, вы мне… а дальше каждый своим путем. В Москве со Слуцким мы договорились, что для всех ты все еще мой племянник. Ступай, я тут постою, конечно, какое-то время. Если что-то не так, сразу возвращайся.

Судоплатов, чуть пригибаясь, побежал вперед. Он уже пересек пролесок, но у самых кустов, что раскинулись по берегу ручья, неожиданно в туманной дымке четко прорисовались фигуры сразу нескольких финских пограничников, что означало лишь одно – его здесь ждали. Один из пограничников сделал предупредительный выстрел в воздух, давая этим понять, что перебежчик пойман, а значит, можно снимать ближайшие группы захвата.

Лебедь со злости сплюнул и, пятясь спиной, скрылся в кустах.


Хельсинки. Стокгольм. Финская тюрьма

Каждое утро Судоплатова приводили к следователю.

– Повторяю свой вопрос: явки, пароли, связи… – говорил он.

– Я уже устал вам повторять, что направлен на территорию Советского Союза по заданию украинской националистической организации с целью подготовки борьбы с большевиками.

– Да, да… И все-таки я вынужден повторить свой вопрос: явки, пароли, связи…

В кабинете начальника одного из отделов военной разведки майора Пуоми стоял следователь, который допрашивал Павла.

– Вы, служивший много лет в царской армии, хорошо знаете свой народ. Что можете сказать об этом перебежчике? – задал вопрос майор.

– Он явно не тот, за кого себя выдает, – начал свой ответ следователь. – Твердый орешек и, безусловно, волевой человек. Украинские националисты грубоваты и не так умны. Посмотрите на его руки, они ухожены. Посмотрите на то, как он ходит. Нет, не как офицер, но как человек, к воспитанию которого, безусловно, приложили руки. Думаю, что нужно дождаться ответа из абвера. Смею предположить, что это их протеже.

– Тогда лучше его больше не допрашивать. По крайней мере, пока. Свободны.


1936 год. НКВД. Кабинет Слуцкого

В то утро в кабинет Слуцкого пришли Шпигельглас и Эмма. Все были встревожены долгим отсутствием Судоплатова.

– Вы же знаете, что он должен был вернуться еще месяц назад, – первой начала явно встревоженная Эмма. – Или вы что-то от меня скрываете?

– Извините, Эмма Карловна. Мы здесь все взрослые люди. И скрывать нам от вас нечего. Мы сами не знаем, где он и что с ним. Думаю, что не следует исключать и того, что его убили при переходе границы, – продолжил обсуждение ситуации Шпигельглас. – Или сдал Лебедь…

– Какой смысл Лебедю его сдавать? – задал вопрос Слуцкий.

– Судоплатов, если верить информации, которой мы обладаем, слишком близко приблизился к Коновальцу, – продолжал высказывать свои предположения Шпигельглас. – Не могло ли это, например, восстановить против него Лебедя?

– Мой муж на болоте спас ему жизнь, – вступила в беседу Эмма.

– Грустно то, что и Лебедя теперь не спросишь, – продолжал настаивать на своей версии Шпигельглас. – Я вам говорил, что не нужно было ему доверять…

– И что прикажете мне завтра докладывать Ягоде? – Это уже были слова Слуцкого. – Чую, что полетят наши с вами головы…

В это время раздался стук в дверь. В проеме открывшейся двери стоял Павел Судоплатов, собственной персоной.

– Вы тут, случайно, не меня хороните?

И троица чекистов с облегчением вздохнула.

– Проходите, Павел Анатольевич, дорогой вы наш, присаживайтесь и рассказывайте, что на границе случилось, – сказал Слуцкий и даже вышел из-за стола, чтобы пожать руку чекисту.

Судоплатов подсел к жене, и она незаметно сжала его ладонь.

– Я был арестован, когда до границы оставалось несколько метров. Потом три недели велись допросы. Сообщаю, в порядке информации, между абвером и финской разведкой существует соглашение о контроле на советской границе. Любые перебежчики проверяются ими совместно. Ну а когда немцы вспомнили, что я целый год учился в нацистской школе Лейпцига, то они дали добро финнам на мой переход их границы. В Стокгольме мне выдали еще один фальшивый литовский паспорт, а в советском консульстве по нему оформили краткосрочную туристическую визу для поездки в Ленинград. На сей раз на границе проблем не было. Правда, в Интуристе не досчитались пропавшего вчера литовского туриста…

– А мы уж, грешным делом, решили, что тебя подставил Лебедь, – сказал Шпигельглас.

– С Василем я встретился, как только меня выпустили их тюрьмы.


Хельсинки. Финская тюрьма

Прежде чем отворились ворота тюрьмы, к Судоплатову-Яценко подошел следователь, который его допрашивал.

– Знайте, что финны уважают украинских националистов и проволочки связаны лишь с необходимостью согласования некоторых вопросов с абвером. Они не любят русских, а еще больше не любят жидов. И еще… Скажу честно, не уверен, что даже с помощью немцев Украина когда-либо будет принадлежать украинцам хотя бы потому, что у них нет таких истинных героев, как вы, а я многих из них допрашивал и знаю, о чем говорю.

Павел чуть склонил голову и, не отвечая, вышел на свободу. И первым, кого он увидел, был Лебедь.

– Не ожидал я от тебя такого, племянничек, – начал Василь, разводя руки для объятия. – Что же ты этим чухонцам башку не раскроил. Это надо же быть глухим тетеревом, чтобы так влипнуть. Но я успел сообщить обо всем Коновальцу, а он связался с начальником Лейпцигской школы, прося их о помощи. И если принять во внимание, что мне здорово досталось за тебя от Коновальца, то за тобой теперь должок…

– Может, сначала дашь помыться и покормишь? – спросил Кирилл.

– Извини, залезай в машину… Как насчет финской бани? – спросил Лебедь, продолжая улыбаться.

– Ты специально меня дразнишь?

– Что стоим? – обратился Лебедь к водителю такси. – Поехали в вашу лучшую баню.


Возвращение в реальность:


Кабинет Слуцкого

Павел закончил рассказ о своей последней встрече с Лебедем и добавил, вставая в полный рост:

– Готов к выполнению новых заданий партии и советского правительства. Тем более что меня ждут на судне.

– Стоп, Павел Анатольевич. Для начала скажу, что прямо сейчас, при всем вашем желании, отпустить вас не смогу. Садитесь в моем кабинете и для начала все подробно опишите, а то мне завтра на ковер к Ягоде идти. Сергей Михайлович, вы свободны. Да и вы, Эмма Карловна, ступайте домой, приготовьте там ему что-нибудь понаваристей. Накормить нужно будет нашего героя, а то исхудал совсем, а все в бой рвется…

Шпигельглас и Эмма покинули кабинет Слуцкого, и после этого Абрам Аронович подсел к Судоплатову.

– Что-то еще сказать хочешь?

– Да, товарищ Слуцкий. При первом переходе границы нас вывели на болото. Это случайность, что мы там оба не сгинули. И сейчас… на границе меня уже ждали…

– Уверен?

– Не только я, но и Лебедь.

Неожиданно в дверь кабинета постучались, на пороге снова показался Шпигельглас.

– Как хорошо, что вы еще здесь оба, – начал он.

– Входи! Что-то случилось? – спросил его Слуцкий.

– Только что наш человек в Финляндии сообщил о том, что финская контрразведка заранее получила сообщение о точном месте и времени перехода нашим человеком советско-финской границы. То есть, Судоплатова там уже ждали.

– Спасибо, Сергей Михайлович, за информацию. Можете идти.

Когда майор Шпигельглас вышел, Слуцкий снова обратился к Судоплатову:

– Чем же ты ему так насолил, что он от тебя так хочет избавиться? Ты подумай об этом хорошенько, а завтра мы вернемся к этому разговору. Теперь вот тебе бумага и напиши краткий отчет о проделанной за рубежом работе. Мне нужно знать, что завтра Ягоде докладывать.

Слуцкий подвинул к себе какие-то папки и углубился в их чтение, а Судоплатов начал писать отчет.


Квартира Судоплатова в Москве

Поздно вечером, когда Павел с Эммой лежали в постели, он рассказал жене об информации, полученной Шпигельгласом.

– Мне тоже есть что тебе рассказать, – начала Эмма. – За два дня до твоего возвращения сюда неожиданно пришел Жабин. И не просто так, а с букетом цветов и бутылкой вина, предлагая какую-то свою помощь, а говорил так, словно тебя уже нет в живых.

Судоплатов задумался.


Кабинет Слуцкого

Утром следующего дня Судоплатов беседовал со Слуцким, высказывая ему свои предположения о том, что, воюя с ним, Жабин все равно воюет против НКВД.

– Предположим, что националисты сами вышли на след бойцов отряда Особого назначения, когда погиб мой брат Николай, но ведь известно, что они живых свидетелей не оставляют. Тогда у Андрея не более чем самострел. И выходит, что он согласился работать на них. Поэтому-то Жабин во время еврейского погрома на квартире у Эммы не выстрелил в Бандеру, так как знал его уже лично. И последнее. Он же скорее всего дал возможность выйти из окружения и Петлюре с Коновальцем… О том, что какой-то чекист убил с этой целью солдата оцепления, мне рассказал Лебедь. И теперь мой неожиданный арест на границе.

– Как предлагаешь действовать? – спросил Слуцкий.

– Использовать момент неожиданности и арестовать Жабина, ничего ему не объясняя. Если он чист, то извинимся и сообщим, что ищем предателя в своих рядах.


Проходная НКВД

Когда Жабин в конце рабочего дня, все с той же палочкой в руках, хромал к выходу, он был остановлен вопросом дежурного офицера:

– Лейтенант Андрей Жабин?

– Старший лейтенант госбезопасности Жабин. В чем дело?

– Пройдите с товарищами. Это ненадолго…

– Если только ненадолго… – ответил тот, видя стоящих рядом охранников.

Они же и сопровождали Андрея в комнату для допросов.


Кабинет Слуцкого

В кабинете Слуцкого уже стоял офицер, который производил задержание Жабина.

– Как он вел себя во время задержания?

– Спокойно, но, когда его ввели в комнату для допросов, начал нервничать.

– Подержите его там до вечера, а потом, ничего не объясняя, поместите в одиночную камеру. И пусть посидит там еще два дня. В разговоры не вступать. Кормить, как остальных. Свободны.


Квартира Судоплатова в Москве

Судоплатов был дома и в ожидании Эммы просматривал вечернюю газету. Но вот раздался звонок, и Павел, отложив газету, пошел встречать жену.

– Добрый вечер, дорогая! Раздевайся, я сегодня для тебя сварил суп…

– Представляю… – сказала Эмма, переодевая обувь. – Есть какие-то новости?

– Да, арестовали Андрея Жабина…

– Ты так говоришь, как будто это не он попытался тебя уничтожить.

– Прямых доказательств нет, и это меня все еще смущает. А вдруг мы арестовали невинного человека. Как я потом ему в глаза смотреть буду?

– Павел, арестовывал его не ты. Это, как я понимаю, было совместное решение руководства. И оно коснется всех сотрудников, если вдруг Жабин окажется невиновным. Даже я могу оказаться под подозрением.

– О чем ты говоришь…

– Не будь наивным, Судоплатов. Ты уже должен понять, что здесь зло искореняется на корню, как те самые плевелы. И, в отличие от христианской веры, никто не заботится о том, что вместе с плевелами могут быть выдернуты с корнем и добрые злаки. А теперь, где твой суп, а то я уже еле на ногах стою…

И они вместе прошли на кухню.


Проходная НКВД

Когда утром следующего дня Судоплатов пришел на службу, то заметил, что встречные офицеры как-то необычно на него смотрят, а двое даже с чем-то поздравили. Он, не заходя в свой кабинет, прошел сразу к кабинету Слуцкого, чтобы попытаться высказать ему свои сомнения относительно Жабина. Неожиданно они встретились в его приемной.

– Это хорошо, Павел Анатольевич, что вы сами пришли, а то я собирался уже посылать за вами, – говорил Слуцкий и при этом пристально разглядывал своего нелегала. – Сядьте здесь и никуда не уходите. Я на несколько минут к комиссару и назад.

Судоплатов присел, а потом встал и подошел к помощнику Слуцкого:

– Вы не знаете, что товарищ Слуцкий сегодня такой внимательный?

– А вы еще ничего не знаете?

– Нет, у меня вчера был выходной… Учился суп варить… – ответил офицер улыбаясь.

– Сварили?

– Да, жена даже похвалила. Так чего я не знаю?

– Только это между нами, – начал помощник Слуцкого. – На десять часов вам заказана машина. Вы вместе с ним и с Зарубиным едете в Кремль на встречу с товарищем Калининым.

– Уже интересно. А Зарубин – это наш знаменитый нелегал?

– Павел Анатольевич, я и так вам сказал больше, чем следует…

– Извините… Просто все это так неожиданно.

В этот момент зазвонил телефон в приемной Слуцкого, и его помощник снял трубку.

– Приемная Слуцкого, слушаю… Понял. – И когда он повесил трубку, то обратился уже к Судоплатову: – Спускайтесь, товарищ капитан, Слуцкий уже ждет вас у своей служебной машины.

– Спасибо! – ответил Судоплатов и, развернувшись, зашагал, чуть не печатая шаг.

Теперь уже пришла очередь улыбаться помощнику Слуцкого.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Из воспоминаний Судоплатова, сидевшего в кресле у камина, вывел стук в дверь. На пороге стоял курсант Карпицкий.

– Здравствуйте, коллега! Я уже и не ждал вас сегодня. Виноват, теперь вот пойду исправляться, вы ведь, поди, голодный.

– Есть немножко. А что именно вам так сладко вспоминалось, Павел Анатольевич, если не секрет.

– Вы правы, воспоминания были сладкими… Твой звонок остановил меня в тот самый момент, когда глава государства Михаил Иванович Калинин в Кремле вручил мне орден Красного Знамени. Скажу честно, тогда это было очень неожиданно для меня. До сих пор не знаю, кого мне за это надо было благодарить.

– Звездочки сейчас обмывают, опуская их в рюмки с водкой. А как вы это отметили?

– Дай вспомнить, а пока ступай в ванную комнату.

Судоплатов вновь вытащил все, что лежало в его холодильнике. Рядом положил нож и разделочную доску, а также пару тарелок для закуски и вилки. Потом подумал и достал два бокала.

– Вспомнили? – спросил Кирилл, вернувшись в гостиную.

– Да как можно забыть то, как тебе первый орден в Кремле вручали, – ответил Павел Анатольевич и из шкафа достал трехлитровую банку с виноградным соком. Затем обратился к Кириллу: – Все, что на столе, в твоем полном распоряжении. Открывай, режь, намазывай, пей… садись за стол, а я буду рассказывать. – Генерал прошел к своему креслу у камина и снова опустился в него. – Дружеский ужин по этому случаю был на квартире Абрама Ароновича Слуцкого. Кроме меня был приглашен Шпигельглас и наш лучший разведчик-нелегал Зарубин. Думаю, что и это не его настоящее имя. Он работал в Западной Европе. Мы впервые встретились с ним в Кремле, а уже оттуда Слуцкий забрал нас к себе домой. Там мне пришлось выпить свою вторую в жизни рюмку водки.

– А где пили первую, если не секрет? – пережевывая пищу и улыбаясь, поинтересовался Кирилл.

Впервые это случилось в больнице Одессы, когда меня там выхаживали после воспаления легких. Угостил сосед по больничной койке за его, как говорится, выздоровление. И хотя я был достаточно физически развит, очнулся в своей постели и увидел, что рядом сидит доктор. Он и сказал, что мне противопоказаны любые напитки, если они крепче двенадцати градусов.

– И как же вы решились на вторую рюмку? – спросил Кирилл, попивая виноградный сок.

– Как отказаться, если начальство приказывает принять «наркомовскую норму» за орден.

– И чем же там все закончилось? – снова интересовался Кирилл.

– Я совсем ничего не помню, если честно. Их спрашивал, а они лишь улыбались. Эмма рассказывала потом, что Зарубин меня внес в квартиру на руках. Весь следующий день я лежал пластом и голова раскалывалась. Думаю, что тебе это не так интересно. А вот события следующего дня тебе должны быть более интересны. Мне предстояла встреча с Андреем Жабиным. Я тебе уже говорил, что он вызывал у меня подозрения с момента гибели моего брата Николая и потом, когда кто-то предупредил Коновальца в балке Туманная. Накануне Слуцкий согласился на рискованный эксперимент. В общем, мы арестовали Жабина без предъявления каких-либо обвинений. И он три дня просидел в одиночной камере. Но в тот день никто еще не знал, чем все может закончиться…


Воспоминания:


Комната для допроса в НКВД

В открывшемся дверном проеме комнаты для допросов, куда вновь привели Жабина, он увидел Судоплатова, который, не переступая порог, задал арестованному сотруднику только один вопрос:

– Андрей, почему я?

Жабин, увидев новенький боевой орден на груди Судоплатова, буквально сорвался:

– Ты спрашиваешь почему? А кто у нас в любимчиках ходит? Кого орденами награждают?

– То есть, оказывается, ты не за идею со мной воевал, а из зависти, – начал Судоплатов, уже входя в кабинет.

– Как же я тебя и таких, как ты… ненавижу. Была бы моя воля, собственноручно перестрелял.

– Кто же тебя сломал, Бандера? Это, наверное, когда ты своих спящих товарищей предал?

– Товарищи?.. Это они тебе товарищи. Да и не за товарищей ты рыскаешь, как цепной пес. Ты ищешь убийцу своего брата… Ничего и никого вокруг не замечая. Фанатик хренов…

– А потом ты, – таким же спокойным голосом продолжал Павел, – в балке Туманная дал уйти Петлюре, Коновальцу и Лебедю, собственноручно убив солдата из оцепления. Думал, что мы об этом не узнаем? Узнали. И позже, узнав, не арестовал Бандеру, уже во время погрома… А я-то считал тебя своим ближайшим другом. Ладно, мне с тобой больше говорить не о чем, пусть суд решает твою судьбу. Уводите его.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Кирилл с чашкой чая подсел к камину, около которого сидел и генерал, продолжая слушать его воспоминания.

– Запомните, коллега, что враг бывает не обязательно нашим идеологическим противником. Я пересмотрел не одну сотню дел в архиве и скажу вам, что более половины доносов на невинных людей писали их соседи по квартире, подчиненные по работе и даже родственники, завидуя более успешным и талантливым, их просторным квартирам, особым пайкам, служебным машинам, а причиной всему являлась элементарная жадность и зависть. Помните об этом и не спешите сразу принимать сторону доносчика, сначала, лучше негласно, выслушайте и другую сторону. А то сейчас только и слышишь повсюду, что тиран Сталин всех под расстрел подвел.

– А как сложилась дальнейшая судьба Жабина?

– Его приговорили к расстрелу. Правда, потом кто-то вмешался в его судьбу, расстрел заменили тюрьмой. Когда началась война, то ему удалось перейти на сторону немцев. Мои люди нечаянно пересеклись с Жабиным уже в Америке в конце Великой Отечественной войны. Чуть позже я расскажу тебе, чем там тогда занималась наша внешняя разведка.

– Только не забудьте про свое обещание. И все же… Теперь-то вы наверняка знаете, кто был тем человеком, который сумел отменить решение суда о расстреле Жабина, и что их связывало?

Судоплатов какое-то время смотрел на будущего чекиста уже новой когорты, ценя его за цепкий ум и совестливость.

– Я тогда самым внимательным образом изучил биографию Андрея Жабина. И обнаружил, что он приходился пусть и дальним, но родственником Никиты Сергеевича Хрущева. И арест своего родственничка он мне потом не простил.

– Хрущев… Ну да, это ведь начиналось на Украине.

– До сих пор не могу понять, почему этому человеку так доверял Сталин…

– А вы лично встречались со Сталиным?

– Встречался… и даже несколько раз. Первый раз в 1937 году, когда после праздничного концерта в актовом зале НКВД я был приглашен в какой-то кабинет, где увидел Ежова, который заменил на этом посту генерального комиссара государственной безопасности Генриха Ягоду. Неожиданно для меня, Ежов попросил меня лично сопровождать его в ЦК, хотя было уже далеко за полночь.


Воспоминания:


1937 год. Кремль

В полночь машина комиссара НКВД Ежова въехала на территорию Кремля. И тут Судоплатов, которому еще не исполнилось и тридцати лет, был оглушен сообщением Ежова о том, что их сейчас примет лично товарищ Сталин.


Кабинет Сталина

Ежов и Судоплатов входят в кабинет вождя народов и останавливаются в дверях. Сталин взмахом руки просит их приблизиться, при этом сам выходит из-за своего стола, а подойдя, пожимает им руки.

– У вас 20 минут, докладывайте, – говорит Сталин и внимательно смотрит на Ежова, а Ежов смотрит на Судоплатова, который явно волнуется.

– Не волнуйтесь так, молодой человек… – успокаивает его Иосиф Виссарионович.

– Товарищ Сталин, как же не волноваться. Для рядового члена партии встреча с вами это величайшее событие в жизни. Я понимаю, что вызван сюда по делу. Сейчас я возьму себя в руки и смогу доложить вам и товарищу Ежову основные факты этого дела.

Сталин кивнул и прошел к своему столу. Пауза затягивалась, Ершов начинал нервничать, а Сталин внимательно всматривался в этого молодого, доверчивого и чистого душой чекиста, не сомневаясь, что за него он готов будет и жизнь свою отдать.

– Одно могу сказать точно, – начал говорить Судоплатов, все еще продолжая волноваться, – украинские эмигранты утонули в бесплодных дискуссиях по вопросу о том, кому предстоит вершить судьбу будущей Украины. Полностью отрезанные от реальной жизни на Украине, они не понимают сущности социальной политики на Украине, тех процессов, которые там уже происходят, не знают, например, о существовании потребкооперации на селе, были очень удивлены, узнав о подъеме литературы и искусства. Да и языком родным практически уже не владеют, мешая украинские слова с немецкими. В это же время, не без нашей помощи, между главарями украинских националистов, точнее, между их старой гвардией в лице Шухевича и Коновальца и молодыми шакалами в лице Бандеры, уже началась борьбе за верховенство власти.

Сталин слушал внимательно, а в том месте, где Судоплатов упомянул о борьбе между ними, даже улыбнулся…

Судоплатов продолжал докладывать:

– Особо отмечаю, что реальную угрозу для нас представляет Коновалец, поскольку он единственный, кто имеет не только обученных людей, но и прямой выход на немецкий Абвер и на их деньги. Правда, против его использования немцами выступает Польша, которая сама хочет сделать националистов своими союзниками в решении собственных территориальных вопросов.

– Каковы ваши предложения?

Судоплатов задумался, продолжал молчать и Ежов. Тогда Иосиф Виссарионович снова посмотрел на Судоплатова.

– Сразу не готов ответить… Надо подумать, – ответил чекист.

– Подумайте… Это разумное решение. И ровно через неделю представите мне лично свои предложения. Неделю я подожду…

Уже на улице Судоплатов, прежде чем сесть в машину наркома Ежова, бросил мимолетный взгляд на одиноко святящееся в ночи окно кабинета, в котором продолжал работать Сталин.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Кирилл не отрываясь следил за Судоплатовым и внимательно ловил каждое слово генерала, который доверительно посвящал его в свою жизнь и в жизнь страны, будущим защитником которой должен вскоре стать и он сам.

– Понимаешь… Уже под утро, вернувшись из Кремля домой, я вдруг вспомнил прочитанную в детстве книгу и сразу же представил себя этаким рыцарем Камелота, который только что присягнул на верность своему королю.

– Красиво… – заметил Кирилл.

– Ну а дальше… Когда нам стало известно, что Сталин любил работать по ночам, когда ничего не мешало думать, то и в НКВД на ночное дежурство мы обязательно стали оставлять кого-то из руководства и по одному человеку в каждом отделе, чтобы в любой момент дать Сталину необходимые ему сведения. Ровно через неделю мы снова приехали в Кремль. Скажу честно, сердце от волнения билось так, что я боялся, как бы оно не выскочило…


Воспоминания:


Кабинет Сталина

Нарком Ежов и Судоплатов снова стояли в кабинете Сталина, который слушал предложения Судоплатова.

– Товарищ Сталин, при непосредственном участии товарищей Слуцкого и Шпигельгласа мы предлагаем направить группу из трех сотрудников украинского НКВД в качестве слушателей в нацистскую партийную школу Лейпцига. И вместе с ними одного, не слишком сообразительного националиста, для достоверности. После чего мы будем иметь полную информацию о будущих руководителях националистического подполья, которых немцы готовят как своих помощников на случай захвата ими территорий Украины. В беседе с Косиором и Кирилловским в Киеве перед нами был поставлен также вопрос о предполагавшемся провозглашении независимой Карпатской Украинской республики, и мы уже начали там срочную ликвидацию бандподполья, адреса руководителей которых нам известны. Предлагается также арестовать командиров Красной армии из числа украинцев, фамилии которых неожиданно появились в украинской эмигрантской прессе и которые якобы лояльны к националистам. Но главным и наиболее опасным для нас врагом мы продолжаем считать именно Коновальца. Слуцкий и Шпигельглас готовы подготовить операцию по его ликвидации.

Когда Судоплатов замолчал, Сталин встал и начал ходить по кабинету, обдумывая услышанное. Было такое впечатление, что он получил поддержку личным замыслам, которые теперь совпали с предложениями руководства внешней разведки. И когда Сталин, остановившись напротив Судоплатова, стал говорить, тот понял, что все последующие слова будут обращены к нему лично:

– Поймите меня правильно. Это не акт мести, хотя Коновалец и является агентом германского фашизма. Наша цель обезглавить движение украинского фашизма накануне возможной войны с Германией и заставить этих бандитов и дальше уничтожать друг друга в борьбе за власть.

Чекист согласно кивнул головой.

– Товарищ Судоплатов, а каковы слабости и привязанности Коновальца? Постарайтесь их вспомнить.

– Он очень любит шоколадные конфеты, – произнес офицер, мгновенно вспомнив о подарке, который преподнес ему Лебедь при встрече, да и позже. – Куда бы мы с ним не приезжали, он первым делом покупает там самую шикарную коробку конфет.

– Тогда пусть это будут конфеты… А теперь скажите мне, правильно ли вы понимаете политическое значение боевого задания, которое мы вам собираемся поручить?

– Да, товарищ Сталин. И заверяю вас, что отдам жизнь, если потребуется для выполнения задания партии.

– Желаю вам успеха.

Он пожал им руки, после чего Ежов вместе с Судоплатовым вышли из его кабинета.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

В гостиной на какое-то время повисла тишина. Курсанта Карпицкого ошеломила простота, с которой говорилось о ликвидации пусть и врага, но человека. И ему теперь хотелось понять, как Судоплатов мог на это согласиться. И он замер в ожидании следующих слов генерала.

– А теперь как на духу, и хочу, чтобы ты меня, Кирилл, правильно понял. Вернувшись домой, я вдруг осознал, что нечаянно или от волнения согласился убить человека. Что же произошло со мной в Кремле? Я, который за многие годы работы в ВЧК единственный раз стрелял из своего маузера по тем бандитам, которые во Львове убили хорошего человека и журналиста. Неужели сказалось магическое умение Сталина очаровывать собой, подчинять своей воле?

– Но ведь и отказаться, как я понимаю, было равносильно самоубийству, – произнес курсант, уже и сам понимая, какие за этим могут последовать действия.

– Поверишь ли, но дальше все было, как это сейчас говорят, на… автопилоте. Гигантская ликвидационная машина НКВД была приведена в действие. Сотрудники отдела оперативно-технических средств, если не ошибаюсь, Барановский и Тимашков, разработали и сконструировали, а потом показали мне свое взрывное устройство, внешне выглядевшее, как коробка шоколадных конфет. Она даже расписана была в традиционном украинском стиле. Они же показали мне, как оно приводится в действие. А потом я снова и уже вместе со Шпигельгласом был вызван в кабинете наркома Ежова.


Воспоминания:


НКВД. Кабинет Ежова

Ежов ждал, пока Шпигельглас, который имел уже большой опыт работы за границей и в те годы отвечал за «литерные операции», связанные с ликвидацией наших перебежчиков и невозвращенцев из числа сотрудников спецслужб, закончит мой инструктаж. После чего нарком открыл свой сейф и молча положил на стол пистолет «Вальтер», который взял Шпигельглас.

– Товарищ Судоплатов, повторяться не буду. Если все готово для выполнения операции, то начинайте, – были единственные слова Ершова.


Коридоры НКВД

Когда Судоплатов и Шпигельглас вышли от Ежова, Сергей Михайлович передал пистолет Судоплатову:

– Держи, Павел Анатольевич! Что ты на меня смотришь? В случае провала операции и угрозы захвата тебя противником, ты должен действовать, как настоящий мужчина, чтобы ни при каких условиях не попасть в руки полиции… Извини, Павел, но таковы здесь правила. И знай, что если тебя схватят, то мы тебя не знаем…


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

– Этот его совет мне в свое время очень помог…

После этих слов Судоплатова, Кирилл резко поднялся с кресла, чтобы сказать, что его сейчас возмутило до глубины души.

– Ну ни хрена себе… Он же вам фактически приказал там умереть…

– Его понять можно. Правда, должен тебе сказать, что он провел со мной весь тот день, обсуждая различные варианты моего ухода с места акции. Снабдил меня сезонным международным билетом, действительным на всей территории Западной Европы, выдал паспорт на имя чешского гражданина Новака и дал три тысячи долларов…

– Вот это да, – тут же отреагировал курсант. – По тем временам это же было целое состояние…

– Да. Кстати, по его совету я должен был обязательно и сразу же после ухода с места ликвидации изменить внешность: купить костюм, плащ и шляпу в ближайшем магазине. В общем, через два дня я был уже в Мурманске.

– А как же ваша жена?

– Она не знала об истинной цели моего задания. Этого не знал никто в НКВД, кроме наркома Ежова, Слуцкого и Шпигельгласа. Плюс двое технических сотрудников. Единственный человек, с которым я не сумел попрощаться, был Абрам Аронович, и я очень об этом жалею до сих пор.

– Уточните, пожалуйста… – попросил Кирилл.

В день отплытия из Мурманска в газете «Правда» я прочитал, что Слуцкий скоропостижно скончался от сердечного приступа. Я глубоко уважал Слуцкого как опытного руководителя разведки, и в человеческом плане он во многом помог и мне и Эмме. Знал, что он был болен и в последнее время иногда, как в свое время и Менжинский, принимал посетителей, лежа на своем диване. Понимаешь, второй близкий мне в НКВД человек, после Менжинского, также умирает от сердечной недостаточности. И второй человек, который при внешних признаках здорового человека начинает ослабевать буквально на глазах.

– А может быть, их, как много знающих, свои же чем-то пичкали…

– Теперь уже точно этого не исключаю. Я-то, наивный, после ареста Жабина успокоился, считая, что мы выкорчевали этот плевел из своих рядов, а как показало время, очень сильно заблуждался. Была, да и есть, как я понимаю, до сих пор еще одна сила, которая творила свой собственный суд, и мы об этом даже не догадывались. Однако вернемся к моей последней встрече с Коновальцем. Игра, продолжавшаяся с ним уже более двух лет, очень скоро должна была завершиться. Шла весна 1938 года, и мы уже хорошо понимали, что война неизбежна и то что во время этой войны Коновалец возглавит ОУН и будет в ней на стороне Германии.

– И каким образом вы должны были до него добраться? Опять через болото?

– Боже упаси. Для прикрытия, я был зачислен радистом на грузовое судно «Шилка», как мне и пообещал в свое время Лебедь.


Воспоминания:


Мурманск. Борт торгового судна «Шилка»

Вместе с Судоплатовым, который, как мы сказали, был теперь господином Новаком, на борт торгового судна поднялся и сотрудник отдела оперативно-технических средств НКВД Тимашков, который в нужно время должен был активизировать и передать взрывное устройство.

Во время морского перехода, благо, что погода была ясная, Судоплатов позволял себе часами стоять на палубе. Скорее всего, собственное обостренное чувство ответственности за порученное дело заставляло анализировать все новые и новые возможные маршруты совершения ликвидации и последующего его отхода после встречи с Коновальцем. И отхода, как вы понимаете, не на судно, где он был известен людям Коновальца как радист и с борта которого он уже успел узнать, что местом встречи будет Роттердам. Таким образом отходить ему предстояло через всю Европу.

Беспокоился он и за Эмму, которая, поди, и сама уже поняла, что скорый отъезд в Мурманск связан с командировкой в Западную часть Европы, а никак не на Украину.


Возвращение в реальность:


Лес вокруг дачи Судоплатова

Продолжение разговора генерала и молодого курсанта состоялось уже во время их прогулки по лесной дороге, благо что снега было немного. Судоплатов вспоминал подробности покушения на Коновальца, а Кирилл внимательно его слушал, а если что-то было непонятно, то задавал уточняющие вопросы.

– Уходя с судна в порту Роттердама, я предупредил капитана, что, если я не вернусь к вечеру, чтобы они срочно отплывали, не дожидаясь моего возвращения. Тимашков у самого трапа активизировал взрывное устройство и передал мне его. Его особенность заключалась в том, что в вертикальном положении этой коробкой конфет можно было проломить голову человеку, но как только коробочка принимала горизонтальное положение, то внутри ее самопроизвольно приходил в действие часовой механизм, который был рассчитан ровно на тридцать минут. Это, как я тебе уже сказал, и была та самая бомба в коробке из-под шоколадных конфет.

– Но ведь за тридцать минут что угодно может произойти, – предположил курсант.

– Все верно, коллега. Я и сам об этом постоянно думал. Очень мне не хотелось, чтобы погибли невинные люди.

– А что, других вариантов не было?

– Рассматривали мы и другие варианты, например, наезд машиной или выстрел в упор. Но вся сложность заключалась в том, что Коновальца всегда сопровождал некто Барановский, человек большой физической силы, обладающий отменной реакций и при этом чрезвычайно подозрительный. Именно поэтому остановились на бомбе, причем кто-то еще должен был нейтрализовать на какое-то время и этого самого Барановского. И я на это, если честно, очень надеялся.


Воспоминания:


23 мая 1938 года. Роттердам. Площадь перед рестораном «Атланта»

День был солнечный и теплый. Судоплатов издалека увидел, что Коновалец уже сидит в зале ресторана у самого окна. Он уже собрался было идти на встречу с ним, как что-то заставило его обернуться. Так и есть, его догонял Тимашков.

– Что-то случилось? – спросил его Судоплатов.

– Я подумал, что лучше мне самому увидеть действие, а главное, результат. Если что-то пойдет не так с техникой, то отвечать придется мне. Если честно, то не хочется. Так что я как бы вас подстрахую… – И показал свой револьвер.

– Это опасно, но в принципе я с вами согласен. Только наблюдать прошу на расстоянии, а вернувшись на судно, дать команду к срочному отплытию.

– Обещаю, – сказал Тимашков и быстрым шагом ушел вперед, а когда Судоплатов сам подошел к входу в ресторан «Атланта», то чекист, уже сидя на лавочке, благодушно кормил голубей.

Когда Павел подошел к Коновальцу, тот встал, и они обнялись. Судоплатов достал из внутреннего кармана пиджака свою коробку с конфетами, положив ее на стол, тем самым активизировав взрывное устройство.

– Подарок родному пану, а мне, к сожалению, нужно срочно вернуться на судно. Там какая-то проверка. Предупредить никак не мог, вот и пришлось чуть ли не бежать всю дорогу. Прошу пана меня извинить…

– Не извиняйся… И за добрый подарок спасибо. Кстати, сколько ты уже в плавании?

– Три месяца, а что…

– Свожу тебя сегодня в публичный дом. Сделаю подарок. Посмотришь на заграничных баб. Да и сам там немного расслабишься…

И тут Судоплатов реально, как школьник, покраснел.

– Так ты у меня что, девственник? Мы это сегодня обязательно исправим… Ну, беги, чтобы не попало…

Выйдя из ресторана, Павел сразу же свернул в боковую улочку и вошел в ближайший магазин мужской одежды.

Когда из магазина уже вышел полностью преображенный молодой мужчина, со стороны площади раздался взрыв. Люди, находящиеся на улице, побежали на площадь. Судоплатов, стараясь не показывать своего волнения, направился в противоложную сторону улицы, что вела к железнодорожному вокзалу.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Нагулявшиеся на свежем воздухе, генерал и курсант вернулись домой, где Кирилл продолжал допытываться о событиях, которые последовали уже после покушения на Коновальца.

– Уже через полчаса на поезде я пересек бельгийскую границу, а вечером был в Париже. Но решил не останавливаться в парижском отеле, чтобы не проходить регистрацию, и почти всю ночь провел в кинотеатре, рано утром сходил в парикмахерскую, чтобы побриться и помыть голову, и днем встретился с сотрудником нашей разведки Агаянцем, работавшим третьим секретарем советского посольства в Париже. И уже он на такси повез меня в Булонский лес.


Воспоминания:


Булонский лес. Придорожное кафе

Такси остановилось у придорожного французского кафе. За все то время, что прошло после ликвидации, у Судоплатова не было ни возможности и желания что-либо поесть. И вот теперь он решился наконец-то плотно позавтракать.

Когда Павел Анатольевич уже начал пить кофе, наш сотрудник, который понятия не имел о задании Судоплатова, передал ему утренний номер парижской газеты. Об инциденте в Роттердаме там не было ни единого слова, но зато была большая статья о чистках, которые проводились в России и где нарком Ежов был назван ближайшей жертвой этой компании.

– Возьмите пистолет, – сказал сотруднику посольства Судоплатов и передал его, уже завернутым в платяную салфетку. – И дайте мне листок бумаги с ручкой, чтобы я написал вам срочное сообщение для Москвы.

Павел быстро написал следующие слова: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам».

– Повторяю! Это надо передать срочно! – сказал Судоплатов и лишь после этого допил остатки своего кофе.

– Я отвезу вас сейчас на явочную квартиру, чтобы вы могли отдохнуть, а сам поеду в Париж для передачи вашего сообщения.

– Благодарю за завтрак! Я готов ехать…

И такси помчалось в пригород Парижа.


Возвращение в реальность:


Дача Судоплатова

Утром Кирилл с помощью лопаты очищал от снега площадку перед крыльцом. Старый чекист, выйдя на крыльцо, не удержался, чтобы не слепить снежок, и первым же броском попал курсанту в плечо. После чего еще какое-то время они поиграли в снежки. Когда спонтанная игра закончилась, Судоплатов, входя в дом, сделал курсанту замечание:

– Мог бы и не так старательно бросать снежки мимо меня. Кстати, о моменте смерти Коновальца я прочитал уже позже в прессе. Писали, что лидер украинских националистов, путешествуя по фальшивому паспорту, погиб при взрыве бомбы на улице. Существовало еще три уже как бы официальные версии его убийства: либо его убили большевики, либо соперничающая группировка Бандеры, либо поляки в отместку за убийство генерала Перацкого.

– А как получилось нейтрализовать этого телохранителя?

– Барановский был вызван из Германии и ехал на эту встречу поездом. И, скажем так, что-то произошло на путях. В результате он прибыл на место нашей встречи лишь через час. Эта бестия был умным и хитрым. Он знал, что у Коновальца должна была состояться встреча с курьером-радистом с советского судна. Именно на встречу с ним и шел тогда его любимый «фюрер». И Барановский лично перешерстил все советские торговые суда, которые стояли тогда в порту Роттердама. Именно там в первый раз и всплыла фотография, на которой я был изображен вместе с Коновальцем.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63966400) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения